Замечательно, что и санитарное состояние в частях не ухудшилось. Но грязь зимою была удручающая. Во Влодаве полковник Винтулов требовал постоянной чистки улиц и навел такой страх на всех, что улицы скребли и чистили целыми днями, сгребая и увозя грязь, потом Влодаву замостили.

Даже в Люблине вопрос с квартирами стоял так остро, что мы с семьей прожили два месяца в гостинице, и только перед самым Рождеством по просьбе губернатора одна помещица согласилась уехать в деревню и уступила нам квартиру, удержав, однако, две комнаты под свою мебель. Начальник же дивизии так и жил в гостинице, пока не уехал из Люблина вышедший в отставку генерал и тем освободил подходящую квартиру.

Так прожили мы первую зиму в Варшавском округе. Весной стало уже гораздо легче. Помещики, убедившись в строгом внутреннем порядке полка, предоставили лучшие фольварки под стоянки эскадронов, возможно, лучше обставили офицеров, стали отпускать вволю солому, а в Грубешове даже дали разрешение на охоту с борзыми, которых в Нарвском полку насчитывалось 23 полковых и несколько собственных офицерских свор.

В Варшавское округе было сосредоточено пять кавалерийских дивизий, одна отдельная кавалерийская бригада, и намечалось формирование еще одной кавалерийской дивизии.

Командующий войсками генерал-адъютант Гурко особенно любил кавалерию, заботился о ее боевом воспитании и предъявлял к ней большие требования. Все кавалерийские дивизии с нетерпением ждали дня смотра нашей дивизии, ждали и мы этого смотра, знали, что он будет очень строгий и подробный.

Специально-кавалерийский сбор дивизия отбывала в окрестностях Варшавы на Рембертовском полигоне; полки стояли кругом по деревням, в расстоянии от Варшавы в 19, 25 и до 40 верст, штаб – 24 версты от вокзала.

Пред смотром генерал-адъютант Гурко вызвал к себе начальника дивизии, командиров бригад, полков, батарей и начальника штаба. Познакомившись со всеми, дал следующие указания:

– Смотр я вам произведу на Повонаковском поле в час дня. Выступите в ночь из обоих штаб-квартир с таким расчетом, чтобы к 8 часам утра прибыть на Беляни; выкормите там лошадей и к часу дня постройтесь на Повонаковском поле.

Все было точно выполнено, и в назначенный день в час дня дивизия была выстроена на указанном поле. Смотр состоял из полковых учений всем четырем полкам, затем бригадных учений. Церемониальным маршем генерал-адъютант Гурко пропустил дивизию через стрелковые валы, и когда все легко, стройно преодолели препятствия, сказал начальнику дивизии:

– Церемониальный марш хорош.

По окончании смотра пропустил все части справа по три разомкнутыми рядами, поблагодарил и затем добавил:

– Ну а теперь, барон, выступайте по домам, каждый полк своей дорогой с полной связью между полками.

Смотр продолжался четыре часа. Все присутствовавшие удивлялись, почему не было ни одного серьезного замечания. Ведь еще ни одна вновь прибывающая часть без таковых не уходила со смотра. Дело объяснилось просто. Сев в коляску, генерал-адъютант Гурко тотчас же обратился к своему начальнику штаба Нагловскому:

– Дмитрий Станиславович, немедленно запросите всех кавалерийских начальников, почему мне до сих пор ни одна кавалерийская часть не выводила свыше 11 рядов, а 13-я кавалерийская дивизия представилась в состав 15 рядов.

В постоянной работе незаметно прошли первые два года в Варшавском округе. Благодаря правильной постановке зимних занятий получалась правильная, постепенная втянутость конского состава, полное уравнение аллюров и съездка эскадронов, дивизия выдерживала все предъявляемые ей требования, не разрушая конского состава. Полки, особенно 38-й и 39-й драгунские, соревновались между собою, перенимая друг у друга все хорошее, и шли дальше по пути усовершенствования. Особенно хорошо были поставлены разъезды особого назначения и конно-саперные команды.

Насколько успешно шли подготовка и втягивание эскадронов, может служить следующий пример: весной 1888 года начальник дивизии производил эскадронные смотры в 38-м драгунском Владимирском полку. Подъехав к 1-му эскадрону, барон Мейкендорф сказал:

– Эскадрон в блестящем виде, но жирен и, вероятно, мало езжен.

Вспыхнул бедный ротмистр Конради, но проговорил:

– Разрешите показать учение.

Получив в ответ «покажите», ротмистр Конради скомандовал:

– Эскадрон, равнение на середину полевым галопом марш!

И все учение с заездами повзводно, направо кругом, перемену фронта с производством атак провел на полевом галопе, причем не одна лошадь не рванула, не задрала головы. Когда учение было закончено, дыхание у всех лошадей было совершенно свободное, и лишь несколько из них дали заметный пот.

Дивизия попала в Варшавский округ в самый разгар новых веяний в кавалерии. Всем кружили головы нововведения прусского кавалерийского генерала Шмидта, и, с легкой руки Сухотина, у нас в кавалерии появился целый ряд новаторов, которые, чтобы превзойти друг друга, загоняли свои части в течение лета до того, что правильные занятия зимою могли возобновляться лишь под Рождество; самое же драгоценное для одиночной работы и втягивания лошадей осеннее время пропадало на залечивание. Благородный Мейкендорф не гонялся за дешевыми лаврами, вел обучение дивизии планомерно круглый год, понимая, что в мирное время можно расходовать только проценты, капитал же целиком сохранять на военное время.

Весной 1888 года дивизия перешла на новые стоянки в построенные для полков казармы: штаб и 2-й Оренбургский казачий полк – в Варшаву, 37-й драгунский Военного ордена полк – в Гарволин, 38-й драгунский Владимирский – в Новоминск и 39-й драгунский Нарвский – в Седлец.

К сожалению, казармы строились лишь на штаб полка и на три эскадрона; остальные три эскадрона располагались по фольваркам.

Настоящим экзаменом для дивизии явились большие маневры под Ровно в высочайшем присутствии в 1890 году, маневры войск Варшавского округа против войск Киевского.

Отбывши общий сбор под Варшавой, дивизия была двинута к селению Локачи Волынской губернии, 250 верст в пять переходов и одна дневка перед началом маневра.

Ввиду трудности расквартирования войск, генерал-адъютант Гурко приказал, чтобы при расхождении на ночлеги, кавалерия в первую очередь пропускала бы пехоту, а затем уже сама следовала на свои места, так что лошади ежедневно оставались под седлом: с пяти-шести часов утра до семи вечера.

Кавалерией Варшавского округа на время маневров командовал Его Императорское Высочество великий князь Николай Николаевич-младший.[64] На третий день маневра кавалерийские части достигли реки Стыри, которую невозможно пройти вброд. Великий князь обратился к барону Мейкендорфу с вопросом: