Несмотря на незаурядные способности, Уилфред не пожелал стать, подобно братьям, священнослужителем или ученым. Он любил деревенскую жизнь и стал управляющим поместьем и бизнесменом. В дальнейшем, как отмечают биографы, его доходы значительно превышали доходы братьев.

Назначение Лидделла ректором Крайст Чёрч способствовало укреплению связей колледжа с королевской семьей. В октябре 1859 года принц Уэльский стал студентом Крайст Чёрч и поселился в Оксфорде. Одним из его тьюторов стал Робинсон Дакворт, друг Чарлза, который позже примет участие в знаменитой речной прогулке с девочками Лидделл. Чарлзу, конечно, хотелось сделать фотопортрет принца, но получить согласие его высочества, как он ни старался, не удавалось. Впрочем, он не терял надежды.

Двенадцатого декабря 1860 года Крайст Чёрч неожиданно посетила королева. Все были крайне удивлены, так как о визите никто в колледже не был предупрежден. Ее сопровождали принцесса Алиса с принцем Гессен-Дармштадтским, с которым она была помолвлена, принц Уэльский, принц Альфред и свита. Они зашли в Холл, мельком взглянули на украшавшие его картины, о которых рассказывал им ректор, а затем направились в библиотеку и собор. В письме родным, сохранившемся лишь частично, Чарлз подробно описывает высочайший визит: «Я впервые видел королеву так близко, к тому же не сидящей, а стоящей. Я был поражен, обнаружив, как она мала ростом (чтобы не сказать: до чего полна), и — при всей моей преданности ей — до чего проста лицом. Она точь-в-точь такая, как на той небольшой фотографии, где она изображена во весь рост. Я купил фотографии всей королевской семьи и привезу их домой».

Вечером у ректора был устроен прием с бывшими тогда в большой моде «живыми картинами» на темы известных живописных или скульптурных произведений. Чарлз был среди приглашенных. В том же письме он сообщал: «Tableaux vivants[49]были очень хороши. Леди Уильямсон была там, она позаботилась о костюмах и сама принимала участие в одной сцене. “Спящая принцесса” по Теннисону была одной из самых прекрасных картин: в ней участвовали только дети, которые были чудесно сгруппированы. Думаю, эту картину поставила леди У. Я уверен, что не миссис Лидделл: фотографируя в их доме, я пришел к весьма грустным выводам относительно ее вкуса».

Чарлз попросил одного из старших членов колледжа представить его принцу Уэльскому, и это было сделано, как только у наследника возникла пауза в беседе с гостями. Вечером того же дня Чарлз записал в дневнике: «Принц милостиво протянул мне руку; я начал с извинения за свою назойливость по поводу фотографирования. Он ответил, что погода этому не благоприятствовала. Я спросил, не докучали ли ему в Америке фотографы, и он ответил, что не очень им поддавался. Я рассказал о новом американском методе, при котором можно делать 12 тысяч снимков в час. В ту минуту мимо проходила Эдит Лидделл, и я заметил, что с детьми можно составлять прелестные композиции; он согласился со мной, сказав, что видел мои снимки детей и они ему очень понравились. Тогда я выразил желание получить его автограф на открытке с его портретом. Он обещал. Полагая, что пора завершить разговор, я заверил его, что он окажет мне честь, если пожелает получить копии любых моих снимков. Он поблагодарил, и я отошел, поскольку не заметил с его стороны желания продолжить беседу». Альбом с фотографиями был передан принцу; позже Чарлз отправил ему около дюжины отмеченных им фотографий.

Принц Уэльский, будущий король Эдуард VII (1901–1910), прославившийся своей приверженностью к роскошным обедам, охоте и женщинам, не подозревал, какую ошибку совершил, отказавшись от предложения Чарлза фотографировать его. Согласись он позировать, его портрет работы Кэрролла, подобно фотографиям его младшего брата принца Леопольда, а также наследника датского престола принца Фредерика, украшал бы сейчас многочисленные книги, посвященные писателю.

Назначение Лидделла ректором открывало новую эпоху в жизни колледжа, который, по остроумному замечанию биографа Кэрролла Ф. Б. Леннон, начал «быстро переползать от Средневековья к современности». Для этого Лидделл оказался весьма подходящим человеком. Ректор Крайст Чёрч был очень влиятельным лицом: по статуту он занимал также пост настоятеля оксфордского собора. С годами Лидделл стал и вице-канцлером Оксфордского университета. Он оставался ректором в течение тридцати восьми лет, — это и по сей день самый долгий в Крайст Чёрч срок. Впрочем, после первых решительных шагов он несколько поостыл, чему немало способствовало его пошатнувшееся здоровье, потребовавшее вмешательства врачей и длительного отдыха на острове Мадейра. В 1860-х годах он стал избегать резких перемен, с помощью которых ранее заслужил репутацию радикального реформатора, и избрал политику постепенного введения новшеств, для чего старался привлечь на свою сторону влиятельных членов колледжа. Так началась новая эпоха в жизни Крайст Чёрч.

В конце июня 1860 года весь Оксфорд взволновало событие национального масштаба — дискуссия о дарвинизме, проходившая в Оксфордском университете. Недавно вышедшая книга Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859) вызвала огромный интерес и ожесточенные споры. В оксфордской дискуссии науку представлял известный ученый Томас Гекели (Хаксли), а Церковь — не менее известный Сэмюэл Уилберфорс, епископ Оксфордский. Дискуссия проходила в новом оксфордском Музее естественной истории, где собралась огромная аудитория. К сожалению, отсутствие дневника за это время лишает нас возможности узнать, что именно думал по этому поводу Доджсон. Нам известно лишь, что он купил билет на дискуссию, заплатив за него две гинеи (42 шиллинга) — весьма значительную по тем временам сумму, принимал участие в подготовке самого собрания и после его окончания сделал серию фотографий известных деятелей, съехавшихся по этому поводу в Оксфорд, в том числе и обоих оппонентов — Гекели и Уилберфорса. Судя по всему, Доджсон надеялся продать эти карточки коллегам и гостям, чтобы покрыть расходы на реактивы и печать снимков.

Для образованного человека того времени было уже нелегко не принимать научные и исторические свидетельства, идущие вразрез с библейскими текстами. Даже самые преданные Церкви верующие понимали, что библейская картина Сотворения мира не могла быть буквально правдивой с научной точки зрения. Внимательное изучение библейских текстов вызвало горячие дискуссии о верности перевода некоторых мест. В библиотеке Кэрролла было несколько книг, подробно рассматривающих идею эволюции, но, как ни странно, дарвиновского «Происхождения видов» на его полках не было.

Эдвард Уэйклинг считает, что во время жарких споров по поводу книги Дарвина Чарлз занял позицию «сидящего на стене» — английское выражение, означающее уклонение от решительных выводов и заключений. Лишь позже, когда появились толкования дарвинизма с церковных позиций, Кэрролл принял их. Однако известно, что он относился к Дарвину с большим уважением и позже послал ему сделанную им самим фотографию улыбающейся «модели» (такие снимки весьма редко удавались из-за необходимости долгой выдержки) в качестве возможной иллюстрации для книги «Выражение эмоций у человека и животных» (1872).

Среди снимков, сделанных Чарлзом в начале его фотографических опытов, есть один, обративший на себя особое внимание уже в наши дни. 27 апреля 2000 года в газете «Индепендент», одной из самых влиятельных в Англии, в разделе «Искусство» появилась статья о проходившей в то время выставке викторианских фотопортретов в Национальном музее фотографии, кинематографа и телевидения в Брадфорде. Вот как она начиналась: «Молодой и представительный викторианский джентльмен во фраке стоит, дружески (и чуть ли даже не любовно) обняв за плечо скелет. Если не принимать во внимание одежду и плоть того, кто стоит слева, то окажется, что они почти одного роста и стоят в одинаковой позе, глядя направо. Возникает странное впечатление (то ли ужасное, то ли смешное), что джентльмен демонстрирует — в буквальном смысле слова — собственные кости, словно на схеме в анатомических учебниках. На столе рядом с этой странной парой — несколько черепов, а также полный скелет небольшого примата, какой-то мартышки или шимпанзе с огромными страшными глазницами. Всё страньше и страньше…» К удивлению журналиста, именно фотография под названием «Реджиналд Саути со скелетом и черепами» и была объявлена лучшей на выставке — ее признали «практически единственной, сделанной с чувством юмора, хотя и весьма своеобразным». Стоит ли говорить, что автором этой жутковатой композиции был Ч. Л. Доджсон? Об этом свидетельствует и известная цитата, приведенная журналистом, прежде чем назвать имя фотографа. Но вот что удивительно: снимок был сделан в 1857 году, за два года до выхода в свет книги Дарвина! Правда, слухи о ней ходили задолго до ее публикации…