— Ты его поймешь? — задает она вопрос мужу. Тот быстро моргает два раза. Миссис Колетти поворачивается к Винсу. — Два раза моргнет — значит «да», три раза — «нет».

— А один раз?

Она хмурится.

— А один раз значит, его чертов глаз пересох. А если ему что надо, так он будет моргать и моргать без остановки. Тогда позови меня.

Она выходит. Винс озирается в этой темной комнате в поисках стула. В углу стоит складной стул, и он подтаскивает его к койке, скребя ножками по полу. Винс садится и упирается локтями в колени. Говорит тихо.

— Вы узнаете меня?

Колетти моргает дважды.

— Послушайте, мне жаль, что все так обернулось.

Глаз пристально смотрит на него.

— И Крейпо с Бейли мне жаль. Я не ожидал, что все кончится таким образом. Я попал в беду, у меня не было денег. И это был единственный выход…

Старик моргает трижды и закрывает глаз. На его веке — бледно-голубая венка. Больше никаких оправданий.

— Ладно, — говорит Винс.

Старик открывает глаз снова. Ждет.

— Послушайте… мне нужно спросить вас… у вас еще остались бумаги против меня?

Колетти моргает три раза. Нет. Его тяжелое дыхание отдает затхлостью.

— А может быть так, что кто-то из ваших старых друзей захотел со мной разобраться?

Моргает трижды. Смотрит.

— Кто-то преследует меня.

Смотрит.

— Не вы?

Моргает трижды.

— И не представляете, кто это мог бы быть?

Моргает трижды.

— Ладно.

Глаза привыкли к темноте, и теперь он может рассмотреть обстановку. На одной стене висят изображения моста Верразано-Нэрроуз во время строительства, виден весь его скелет. На другой стене — фотографии породистых лошадей. Он припоминает, что Дом раньше любил лошадей.

— Ладно, — повторяет Винс. — Спасибо.

Он лезет в сумку и вытаскивает конверт с деньгами. Отсчитывает четыре тысячи пятидесятидолларовыми купюрами — восемьдесят штук — и кладет толстую пачку на кровать рядом с Колетти. Старик закатывает глаз, потом смотрит вниз. Винс берет деньги и вкладывает между скрюченными пальцами Колетти, чувствуя холодную сухую кожу. Старик моргает дважды, решительно. Да.

— Тут всего четыре тысячи, — поясняет Винс. — Меньше трети того, что я должен. Не знаю, смогу ли вернуть проценты, но остаток вышлю, как только доберусь до дома. Хорошо?

Глаз не мигает.

— А если вас… уже не будет, отправлю вашей жене. Согласны? Если я это сделаю, мы в расчете?

Пауза. Моргает два раза.

— Спасибо.

Винс похлопывает старика по груди и встает. Глаз неотрывно следит за ним.

— Можно вас спросить? — добавляет Винс.

Глаз смотрит.

— Ваша жизнь вам всегда нравилась?

Старик смотрит.

— Если бы кто-нибудь предложил вам начать с чистого листа? Новая фамилия. Новый город. Все заново. Как думаете, вы смогли бы?

Глаз смотрит мимо Винса. Моргает дважды.

И закрывается. Винс ждет секунду, потом выходит. Воздух в коридоре свежее, и он делает глубокий вдох. Появляется миссис Колетти, минует Винса и скрывается в спальне.

— Ты оставил Дому деньги?

Он стоит к ней вполоборота.

— Да.

— Чего вдруг?

— Я ему должен.

Она вглядывается в него несколько секунд, потом прищуривается.

— Марти Хейген? — Его имя звучит как удар. — Ведь так?

Винс ничего не отвечает.

— Черт побери. А знаешь ли ты, что Дом никогда не винил тебя? Никогда о тебе дурного слова не сказал. И вообще, он к тебе хорошо относился. Да он проглотил бы те деньги, которые ты ему должен. Проглотил бы! Вот какого человека вы погубили, никчемные…

Винс смотрит в пол.

— Мой Дом знал Профачи. Братьев Галло. Да я сама угощала Джо Коломбо вот за этим столом! За сорок лет Дом никогда не связывался не с теми людьми. И в тюрьме больше двух дней не сидел. Он был профи. Не работал в своем районе, наркотики не продавал. Вырастил шестерых детей, да так, что им не пришлось идти по его стопам, всем дал в руки приличную специальность. Наш старший, Пол, бухгалтер. Младшая, Мария — фармацевт в Ориндже. И вот когда работе пришел конец, когда мой Дом должен отдыхать и играть с внуками, его унижает какой-то глупый ворюга, который не способен вернуть долг! Ради чего? Ради пары сотен долларов? Эх!

Винс разглядывает свои ботинки.

— Как будто комар пытается напасть на тигра.

— Сколько он уже так?

Она взмахивает рукой, будто речь идет о пустяках.

— Год уже тянет. Они думали, что подлечат его, к аппаратам подключили. Да все без толку. Это же Дом. Не через год, не через сто лет. У него характер, что у осла. Он-то его и сгубил. Он вышел из больницы, правая рука не двигалась, потом правая сторона лица… — Она смотрит на дверь в комнату мужа. — Зачем ты деньги принес? Чего тебе надо?

Винс вздрагивает.

— Хотел поступить правильно.

Она держит его взгляд, не давая отвести его в сторону.

— Ну, с этим ты опоздал.

Когда сел кому-то на хвост, лучше всего быть похожим на тень в три часа пополудни. Держаться не за объектом, а параллельно ему, идти по другой стороне улицы, а лучше по соседнему переулку, на два шага правее или левее и на один позади. Тогда объект, оглянувшись через плечо, точно за собой никого не заметит. Этот метод требует сосредоточенности и умения предвидеть, но зато помогает отточить интуицию, и со временем ты начинаешь заранее угадывать, куда он направится. По крайней мере такова новая теория Алана Дюпри. Погруженный в себя, он идет по терминалу аэропорта Ла-Гуардиа, ощущая себя скорее туристом, чем полицейским. Он впервые прибыл в Нью-Йорк и будет искать здесь крепкий орешек, которого зовут, а может, и не зовут Винс Камден: Иголка, познакомься, это стог сена. Он задается вопросом: не потому ли Фелпс, получив санкцию, позволил ему отправиться сюда, что понимал: шансы невелики?

Дюпри сжимает гладкую ручку своего чемодана и идет к выходу из аэропорта, но тут чья-то сильная рука хватает его за плечо.

— Эй, притормози, хер моржовый. Ты офицер Пердюпри?

Дюпри обдает перегаром. Он оборачивается и видит крупного, упитанного, лысого детектива с набрякшими веками, в обтягивающих слаксах, рубашке и пиджаке, с наплечной кобурой. На поясе у него висят наручники. Дюпри протягивает руку.

— Я Алан Дюпри.

Полицейский не спешит пожать руку. Берет чемодан.