Следует проявлять осторожность и не делать из приведенных выше фактов необоснованных выводов. Для высоких темпов роста, наблюдаемых в течение золотого века капитализма, были и другие причины. В немалой степени они обусловлены послевоенным восстановлением, а его стимулировали массированный государственный спрос и внедренные в годы войны технологические усовершенствования. Последующее сползание к кризису и стагнации отчасти объясняет нефтяной шок 1970-х годов.

Однако сегодня мы можем прийти к не столь радикальным, но все же убедительным выводам. Золотой век показывает, что национальные экономики и мировая экономика в целом вполне могут развиваться быстрыми и устойчивыми темпами – при условии что движение капитала находится под обуздывающим влиянием мер всестороннего, даже бюрократического контроля. Стремительно развивается сегодняшний Китай, в котором тщательно продуманными государственными мерами ограничивают внутренние и внешние инвестиционные потоки и другие потоки капитала26. Вероятно, именно такие меры контроля, на долгое время вышедшие из моды, должны стать вариантом политики. И мы сегодня наблюдаем, как наконец постепенно меняется господствующее отношение к контролю над капиталом. В феврале 2010 года МВФ опубликовал доклад, в котором утверждается, что меры контроля над капиталом порой «оправданы как часть политического инструментария» тех стран, экономики которых пытаются справиться с притоком капитала27. Большую часть времени страны, как считал Кейнс, удовлетворяют свои потребности в капитале с помощью национальных кредитных систем и местных рынков капитала, не подвергая себя воздействию убийственных волн глобальных офшорных финансов. Основное опасение Кейнса – вал горячих денег, то есть спекулятивный капитал, ограничивающий свободу действий национальных государств, – сегодня дает более серьезные причины для опасений, чем при жизни ученого.

После 1970 года налицо не только возвращение свободного движения капиталов, но и финансовая либерализация, имеющая довольно сильные стимулы. Система офшоров, с 1970-х годов разрушавшая меры финансового контроля, действует и как катализатор бегства капитала, и как поле, искажающее реальность. В этом поле искажения потоки капитала направляются не туда, где им найдут наиболее производительное применение, а туда, где их встретят абсолютная секретность, максимально облегченные меры регулирования и свобода от правил цивилизованного общества. Представляется разумным вырвать корень этого катализатора.

После смерти Кейнса его учение, особенно в среде политиков, воспринималось как ортодоксальное. Но прошли годы, и возрождающийся либерализм стал подрывать веру в идеи кейнсианства. Чикагский экономист Роберт Лукас мог, например, написать в 1980 году, что Кейнс смехотворен, что на «научных семинарах его не воспринимают более всерьез; а заслышав о кейнсианстве, публика начинает переговариваться и хихикать». Однако наступление на Кейнса в академической среде – это только одна сторона медали. Параллельно с этим явлением развивалось другое – сначала в лондонском Сити, затем и на Уолл-стрит. Научные основы антикейнсианства и идеология свободных рынков капитала подготовили все условия для создания нового мира, в котором царствуют офшоры.

Евродолларовые рынки, банки и великое бегство

В полную силу Бреттон-Вудская система заработала в 1950-е годы; экономика США развивалась вполне успешно, и почти каждый американец получил возможность первые в жизни приобрести холодильник и телевизор. А вот американская финансовая олигархия оказалась связанной по рукам и ногам регулирующими правилами, причем многие из них были введены сразу после Великой депрессии. Демократически избранные политики обуздали банкиров, и на Уолл-стрит, во имя спасения от жестких внутренних ограничений, начали срочно искать выход из трудного положения. Поиски пути привели американских банкиров в Лондон.

В какой-то момент, а именно в середине 1950-х годов, была отмечена новая вспышка активности, проявляемая лондонским Сити в офшорных делах. Сейчас уже никто не сможет сказать, когда точно началась эта странная инициатива, но служащие Банка Англии впервые заметили ее приблизительно в июне 1955 года. Они обратили внимание на какие-то нерегулярные операции, которые проводит Midland Bank (ныне он стал частью банка HSBC, энергично осуществляющего мировую экспансию)1. Во времена практически безраздельного господства идей Кейнса, когда считалось, что освобождение финансов ввергнет национальные государства в самые непредсказуемые виды рабства, – в те времена валютные курсы преимущественно были фиксированными. Банкам не рекомендовалось торговать иностранными валютами, за исключением финансирования конкретных клиентских сделок; более того, им не разрешалось принимать вклады в иностранной валюте. В те дни в развитых странах на государственном уровне осуществлялся строгий контроль за тем, с какой скоростью капитал поступал в их национальную экономику и как быстро уходил за рубеж.

Надзорные органы Банка Англии обнаружили в действиях Middland Bank нарушения правил валютного обмена: он принимал не связанные с его коммерческими трансакциями вклады в долларах США. Что еще важнее, банк предлагал проценты по долларовым вкладам, которые были существенно выше процентов, разрешенных американскими правилами. Сотрудник Банка Англии вызвал главного управляющего Middland Bank для беседы. Впоследствии он отметил, что управляющий «правильно отнесся к нашей встрече как к предупреждающему сигналу»2. Принятая в те времена процедура предписывала приглашать нарушителей в Банк Англии «на чай»; во время церемонии официальное лицо, нахмурив брови и насупившись, пристально смотрело на преступившего закон. К счастью для Middland Bank, в тот момент Британия отчаянно пыталась укрепить свои шаткие валютные резервы, и Банк Англии решил не наносить удар по этому новому направлению международного бизнеса: «Нам тогда следовало проявить мудрость и не оказывать дальнейшего давления на Middland Bank»3.

Лондонский Сити представляет собой воплощение истинно британского сообщества, где правят кумовство и семейственность, и весь этот круг однокашников и родственников скреплен замысловатыми, тщательно продуманными правилами и ритуалами. В Сити вексельные маклеры носили цилиндры, и каждый вечер в час пик совершали обход «города» гвардейцы в красных мундирах и медвежьих шапках. «Там банкир выражал свое неодобрение чьими-то неблаговидными делишками просто тем, что переходил на другую сторону улицы. За всеми этими церемонными условностями лежали представления об особой организации – этаком своеобразном “клубе”, основанном на общих ценностях и одинаковых представлениях о порядочности. Члены клуба вполне могли прибегать к инсайдерским и тайным сделкам, действуя вопреки государству и обществу и вразрез с интересами своих внешних акционеров. Клуб был сформирован на принципах картели, что исключало появление конкурентов и чужаков. Вся система работала очень результативно» – это описание Сити принадлежит Энтони Сэмпсону, автору книги «Who Runs This Place? The Anatomy of Britain in the 21st Century» («Кто здесь главный? Анатомия Британии в XXI столетии»), увидевшей свет в 2005 году, уже после смерти автора4. Зачастую было достаточно крепкого рукопожатия, чтобы получить кредит. Джо Гримонд, лидер Либеральной партии, писал: «Большинство деловых сделок совершаются там без затей – безо всех обычных меморандумов, совещаний, контрактов и прочих штучек»5.