С момента своего возникновения общество «Мон-Пелерин» установило тесные связи с лондонским Сити через сэра Альфреда Суэнсона-Тейлора, позднее ставшего лордом Грантчестером и председателем правления крупной страховой компании. Брат сэра Альфреда был членом британского парламента от Консервативной партии. Суэнсон-Тейлор не только обеспечил дружественные связи с рядом богатых финансистов из Сити, настроенных против лейбористского правительства, но и помог открыть сейфы Банка Англии. Таким образом британские делегации напрямую получали финансовую поддержку, когда собирались на конференциях общества «Мон-Пелерин»13. Согласимся, активное финансирование явно антиправительственного движения – довольно любопытное поведение для центрального банка государства. Но это не единственная странность.

Банк Англии был учрежден 250 годами ранее описываемого времени группой богатых финансистов из лондонского Сити. И только в XX веке, уже после Великой депрессии и ужасов Второй мировой войны, когда наступила эра краткого господства кейнсианства, – лишь в 1946 году государственные деятели наконец обрели политическую силу для его национализации. Но даже после этого шага британское правительство так и не получило полного контроля на Банком Англии. Оно не могло отстранить от должности управляющего Банка, а внутренние банковские операции все равно находились за плотной завесой секретности. По сей день между Банком Англии и частными финансовыми компаниями лондонского Сити действует великолепно отлаженная система вращающихся дверей, через которые в Банк постоянно проникают новые высокопоставленные сотрудники. Экспертами комитета Макмиллана[25] был сделан неутешительный вывод, что национализация не привела к «какому-либо фундаментальному изменению или разрыву» с прошлым14. Кейнс, бывший членом этого комитета, назвал как-то Банк Англии «частным учреждением, практически независимым от любой формы юридического контроля». По-видимому, национализация не сильно изменила это положение.

Кроме того, Банк Англии оставался могущественным лоббистом в Великобритании, своего рода преторианской гвардией, охранявшей лондонский Сити и его либертарианское мировоззрение[26], а в более широком плане – и офшорную систему. По словам ученого Гари Берна, автора книги «The Re-emergence of Global Finance» («Возрождение глобальной финансовой системы») банк был «самым мощным центром либерального мышления в Великобритании»15. Берн был прав: существовало только одно более могущественное учреждение, в котором господствовало похожее мышление, – Промышленно-торговая финансовая корпорация. С нею мы встретимся позднее.

Когда Middland Bank только начал проводить нерегулярные операции с долларами, а именно в 1955 году, становилось все более очевидным, что Британская империя официально рассыпается. Индия добилась независимости в 1947 году, в Малайе британским колониалистам наносили удары повстанцы-коммунисты, в Судане разразилась гражданская война, а Гана готовилась к обретению независимости. В июле 1956 года – через год с небольшим, как в Банке Англии обратили внимание на Middland Bank, президент Египта Гамаль Абдель Насер национализировал Суэцкий канал. Осколки имперского истеблишмента в Лондоне пришли в ужас – и не только потому, что Великобритания владела самым большим пакетом акций Suez Canal Company. Насер поставил под удар позиции Великобритании и Франции на всем Среднем Востоке и даже во всем мире. Великобритания и Франция, пытавшиеся приспособиться к своей более скромной роли в послевоенном мире, но все еще сохранившие мотивировки и амбиции имперских держав, вместе с Израилем совершили тройственную агрессию против Египта.

Это оказалось колоссальной ошибкой. США решили не допускать положения, при котором европейский империализм загонит арабский мир в союз с Советским Союзом, и отказались оказывать помощь Великобритании, испытывавшей мощное давление на фунт стерлингов (только с 20 октября по 8 декабря 1956 года валютный резерв страны сократился на 450 миллионов долларов16). Государство оказалось на грани банкротства и не могло не отступить. Большего унижения Великобритания не испытывала со времени падения Сингапура[27]. «Со всей очевидностью – как жестока она ни была бы – это знаменовало конец Британии как мировой державы», – писал Дэвид Кинастон, историк лондонского Сити. Через несколько месяцев после этого Кваме Нкрума свернул спущенный британский флаг и попрощался с британцами. А затем все здание Британской империи, уже изъеденное термитами, окончательно начало разваливаться.

Империя, под властью которой в конце Второй мировой войны жило более семисот миллионов человек, сократилась к 1965 году настолько, что ее население составляло всего лишь пять миллионов человек. Все это хорошо известно, но у нашей истории есть свой финансовый аспект – и о нем почти никто не знает. Из пыли и пламени Суэца в Лондоне родилось нечто новое, что впоследствии разрослось и, заменив собой старую империю, вознесло лондонский Сити к еще большему финансовому величию.