Дольше Надежда не стала раздумывать. Движимая не столько разумными причинами, сколько душевным порывом, она бросилась вперед, подскочила к Ибрагимовой, ткнула ей в спину первое, что попало ей под руку – это оказалась сувенирная авторучка, – и рявкнула суровым голосом:

– Руки вверх! Вы окружены! Всякое сопротивление бесполезно!

Должно быть, она слышала эту фразу в каком-нибудь детективном сериале.

Ибрагимова вздрогнула, уронила пакет с песком и сумку и действительно подняла руки.

– Сдаюсь! Я сдаюсь! – проговорила она сбивающимся, задыхающимся голосом.

Странно, но в этом голосе Надежде Николаевне послышалось облегчение. Казалось, злоумышленница сама хотела быть пойманной.

– Так это вы… это ты портишь машины сослуживцам? – сурово отчеканила Надежда.

– Я… – выдохнула Ибрагимова.

– Но зачем?

Молчание было ей ответом, и Надежда поняла, что нужно действовать быстро.

Не давая Ибрагимовой опомниться, Надежда протащила ее в ворота подземного гаража – как раз въезжал автомобиль, и они были открыты. Охранник пытался что-то крикнуть им из своей будки, но Надежда сделала вид, что не слышит.

Алла вяло сопротивлялась, едва перебирая ногами. Она вся как-то обмякла, как тряпичная кукла, даже волосы не торчали теперь в разные стороны, а прилегали к голове.

Надежде нужно было увести Ибрагимову как можно дальше от кинокомпании «Гамма», а как это сделать, если приходится тащить ее едва ли не волоком? Еще увидит кто из сотрудников, заинтересуется, куда это они идут? И неизвестно, как поведет себя эта ненормальная, еще начнет орать: «Помогите! Похитили!»

То, что женщина, идущая рядом с ней, не в своем уме, Надежда поняла еще при первой встрече в кабинете Ольги. Разве нормальный человек будет подсыпать в воду фенолфталеин?

Нормальный человек купит в аптеке какое-нибудь хорошее быстрорастворимое слабительное, без побочных эффектов, от него в стакане и следов не останется. А эта – нате вам, небось сперла порошок в школьном кабинете химии, да и сыплет его кому ни попадя!

Внезапно Ибрагимова остановилась.

– Не могу! – выдохнула она. – Ноги не идут! – и попыталась сесть прямо на асфальт.

Ну что ты будешь с ней делать?

Надежда Николаевна в отчаянии огляделась по сторонам и заметила прямо в двух шагах небольшую дверь, ведущую в подвальчик, на которой кривоватыми буквами было написано: «У Трофимыча».

Название не внушало доверия, но Надежда уже придала Ибрагимовой некоторое ускорение, в результате чего обе скатились по ступенькам и буквально влетели в это самое «У Трофимыча», угодив прямо в небольшой зальчик, тесно заставленный круглыми шаткими столиками.

Столик возле самой двери занимали два колоритных мужичка лет за пятьдесят. Один был совершенно лысый, голый желтый череп блестел в тусклом свете, как бильярдный шар, у второго, наоборот, – длинные седоватые волосы неопрятно лежали на воротнике знававшего лучшие времена драпового пальто.

– Ой! – обрадовался лысый. – Девочки! – Он вскочил с места, опрокинув стул, и рассыпался мелким бесом: – Присаживайтесь к нам, дорогие!

Надежда поняла, что попала в самую настоящую забегаловку, и хотела уже ретироваться, но Ибрагимова налегала на нее всем своим весом – надо же, вроде худая, как скелет, а тяжелая, так что Надежда решила не отступать.

– Отвали! – рявкнула она лысому типу и, когда тот порскнул в сторону, как испуганный заяц, протащила свою ношу к свободному столику в углу.

Рядом никого не было, немногочисленные посетители сидели возле стойки, где было посветлее.

Устроив Ибрагимову на стуле, Надежда огляделась. К ним уже подходила монументальная тетя в несвежем белом фартуке.

– И чего? – сурово спросила она. – Вы сюда зачем?

– За этим, – буркнула Надежда, – за самым.

– Да ну? – Тетя, надо думать, была от природы физиономистка почище самой Надежды, так что мигом разглядела, что перед ней не ее контингент. – Что ж, – насмешливо продолжала она, – водочка имеется, коньячок опять же, пиво есть, вина не держим – кто его пить-то будет?

– Принесите ей коньяку сто граммов, – Надежда выразительно кивнула на Ибрагимову.

– Мне спиртного нельзя! – встрепенулась та. – Совсем нисколечко…

– Тогда кофе! – бросила Надежда.

– Ко-офе? – возмутилась тетя. – Слушайте, вы куда пришли? У нас тут люди кофе не пьют…

– Да какие это люди! – послышался сзади насмешливый голос. – Нина, что ты на женщин накинулась, как собака цепная, что они тебе плохого сделали?

Монументальную тетю отодвинули в сторону, и перед Надеждой Николаевной предстал невысокий мужичок в клетчатой шерстяной рубашке и вылинявших джинсах. На ногах у него были войлочные домашние тапочки.

С виду абсолютно безобидный пенсионер, такие раньше «козла» во дворе забивали. Но Надежда тут же заметила татуировку на кисти правой руки. Татуировка была сложная – что-то там написано, что-то нарисовано. Заметив ее взгляд, мужчина непроизвольно натянул рукав рубашки, при этом стало видно, что на пальцах у него вытатуированы своего рода кольца.

Все ясно, поняла Надежда, из бывших уголовников. Об этом говорил и цепкий взгляд из-под насупленных бровей, и с виду мягкие, крадущиеся движения.

– Трофимыч, – обиженно заговорила Нина, – а чего они приперлись и кофе спрашивают? У нас кофе отродясь не бывало…

– Ну, плохо человеку, ей бы силы поддержать, чайку хоть дайте сладкого… – просительно заговорила Надежда, ей никак не улыбалось тащить Ибрагимову куда-то еще.

– А если плохо, то в поликлинику идите!

– Нина! – От негромкого голоса Трофимыча тетя съежилась и, едва слышно пробормотав, что сейчас все будет, вприпрыжку побежала исполнять.

Трофимыч обвел взглядом притихший зал и ушел, шаркая тапочками. Глядя ему вслед, Надежда невольно поежилась. Не дай бог с таким на узкой дорожке столкнуться.

Тут подоспела Нина с большим фарфоровым чайником и двумя чашками.

– Может, поесть чего? – тараторила она. – Только у нас какая еда, одна закусь. Вот разве что бутерброд с селедкой. И булка свежая.

– Давайте! – решительно сказала Надежда.

Чай был крепкий и пах приятно. Надежда положила в чашку три куска сахара и пододвинула ее Ибрагимовой.

– Пей! Силы поддержать надо!

– Да не хочу я! – вяло отмахивалась та. – Я сладкий чай вообще не пью…

– Фигуру бережешь? – прищурилась Надежда. – Или сахар для другого используешь?..

– Издеваешься… – вздохнула Ибрагимова.

Как-то незаметно они перешли на «ты».

Ибрагимова отпила полчашки чая, лицо ее порозовело и слегка разгладилось. Не так уродливо торчал нос, не так яростно горели глаза, не так сильно были стиснуты зубы. Сразу видно, что человека отпустило.