Я не мог уснуть. Воздух был тяжелым и сырым. Дождь не охлаждал его, а лишь насыщал влагой. Изредка на пол срывались капли воды, разбиваясь у моего лица и брызгая прямо на нос. Я передвинулся к открытой двери в надежде, что дождь отпугнет комаров. Средство от комаров, которым со мной поделился Ричер, работало только первые несколько минут, а затем теряло свой эффект.

– Эй, Ричер, – зашептал я. – Не спишь?

– Уфф, угу, – его угрюмый голос отчетливо передавал всю муку, которую он испытывал на скамейке.

– Можно еще твоего средства от комаров?

– Уфф, угу, – он сел в лунном свете, достал пластиковую бутылку из нагрудного кармана, протянул мне и со вздохом улегся обратно.

Средства еле хватило. Я выдавил несколько капель на ладони и потер их друг об друга. Протер лицо. Если комары не будут липнуть к лицу, я смогу поспать. Я размазал остатки средства по волосам и рукам и глянул на Лиза. Он лежал, накрывшись курткой, и спал. В облачном лунном свете я посмотрел на часы: два ночи. Я поднес бутылку к Ричеру. Он молча поднялся и забрал ее.

Стоило мне улечься обратно, как вдали послышалась стрельба. Она продолжалась всего минуту, затем все стихло. Возможно, какой-нибудь ворчун перенервничал. А может, это начало атаки. Я представил, как расположение нашей роты выглядело с воздуха. Тридцать два черных силуэта вертолетов на светлом фоне земли. Ворчуны располагались по периметру лагеря, одни прятались в походных палатках, пытаясь заснуть, другие пялились в серую листву и бодрствовали. Представляя себе эту картину, я не мог решить, что хуже – волна бегущих в атаку вьетконговцев или минометный обстрел.

Комар укусил меня в шею и вернул обратно на промозглый алюминиевый пол. Черт бы побрал эти злобные мелкие комариные мозги! Я решил подумать о том, как я ненавижу комаров, в надежде, что мысли начнут источать ненависть и отвращение, которые отпугнут весь гнус. Некоторое время я думал о том, как буду пытать комаров, отрывать им крылья, расплющивать головы, выдергивать ноги, и они перестали кусать меня! Правда, они улетели прочь. Может, я сделал великое открытие? Нам больше не придется принимать таблетки против малярии? Сильная ненависть отгоняет комаров? А что будет, когда я засну? Они вернутся? Конечно. И с подкреплением. Что нам надо сделать, размышлял я, так это созвать собрание, митинг и сосредоточиться на ненависти к комарам всем вместе одновременно. Мы могли бы согнать их в одну огромную стаю, стаю перепуганного гнуса. Я представил, как тянусь к этой стае, хватаю целую горсть комаров и сжимаю кулак. Их крики ужаса и мольбы о пощаде заставили меня улыбнуться. Я потянулся еще за одной горстью.

Меня разбудил запах кофе. Лиз уже встал. Я поднялся и огляделся. Ричера не было. На часах было пять тридцать. Я поморгал с минуту, пока мозг пытался присоединиться к пробуждению организма. Лицо чесалось. Руки чесались. Комары победили.

Лиз сидел на корточках со своей стороны «Хьюи» и кипятил воду. Поверх его головы мне было видно, как лагерь приходит в движение. Маленькие оранжевые язычки пламени заплясали, и серые тени начали двигаться по унылой камуфляжной раскраске вертолетов в утренней дымке.

Я вывалился из своей двери, обогнул вертолет по пути к Лизу, и через несколько минут у меня уже закипал собственный кофе. К семи ноль-ноль мы все позавтракали, выпили кофе, выкурили по сигарете, провели осмотр вертолетов и были готовы убираться к чертовой матери из лагеря. Три часа спустя экипажи все еще болтались возле своих «Хьюи», дремали или осоловело пялились в никуда, как я.

Фэррис и Шейкер собрали нас на брифинг.

Боевые действия в Долине Счастья прекратились. Вьетконговцы ускользнули прочь под покровом ночи. Пулеметы пятидесятого калибра тоже замолчали. Возможно, их уничтожили, хотя на земле не осталось никаких следов, по словам ворчунов. Все действия были отложены до лучших времен.

Нам с Лизом и еще семи экипажам предстояло провести целый день, занимаясь перевозкой задниц-и-хлама (людей и оборудования) между подразделениями. Остальных отправили домой, копать траншеи и выкорчевывать пеньки.

Как по мне, это были хорошие новости. Я надеялся, что вьетконговцы продолжат двигаться в том же направлении. И я готов был заниматься чем угодно, только не уничтожением пеньков необъятных размеров.

Когда мы закончили развозить припасы по разведгруппам, на улице стемнело настолько, что пришлось включить посадочные огни. Я парил над неровной территорией третьего ряда, выискивая пустое место для стоянки. Я миновал несколько мест с номерами других рот. Теперь в начале каждого стояночного места лежала перфорированная стальная плита с нарисованным номером подразделения. Когда я наконец отыскал пустое место с нашим номером, оказалось, что мы на полмили улетели от территории роты.

По пути к стоянке Лиз вызвал оперативный штаб, и за нами выслали небольшой грузовик. Мы вернулись самыми последними, как сообщил водитель.

Солнце давно уже село, но на западе до сих пор оставался легкий румянец. Холодный свет фонарей отражался в дорожной слякоти. Мы вчетвером сидели под брезентом, натянутым над кузовом грузовика, наблюдая за исчезающими из вида «Хьюи», пока машина буксовала по грязи.

Когда грузовик остановился перед штабной палаткой, мы вылезли наружу и попрощались с Ричером и пулеметчиком, которым предстояло тащить два вертолетных пулемета обратно в оружейную палатку. Мы с Лизом направились к палатке, чтобы отдать лист бортового журнала, на котором красовалось двенадцать записей в столбик. Штабные офицеры использовали этот лист для учета летных часов пилотов, членов экипажа и самих машин.

– А вот и наши опоздавшие, – капитан Оуэнс изобразил фальшивую радость.

– Мы не опоздали, – возразил Лиз. – Просто задание затянулось.

– Шучу, Рон, – ответил Оуэнс без улыбки.

Лиз протянул офицеру наш исписанный путевой лист.

– Я просто сильно устал.

– Горячий паек – вот что нам сейчас нужно, – добавил я.

– Эмм, – протянул Оуэнс. – Столовая закрылась час назад. – Он выглядел смущенным.

– Повар отложил для нас что-нибудь? – спросил Лиз.

– Надо спросить у него, – произнес Оуэнс, запинаясь.

Он забыл попросить повара отложить нам еды, но ему и в голову не пришло извиниться. Мы рассвирепели. Ладно бы он признал ошибку, но нет, пытался отвертеться. В подразделении пилотов штурмовой авиации Оуэнс и его дружок, мистер Уайт, были единственными пилотами, не принимающими участия в боевых вылетах.

На следующее утро мы столкнулись с крайне угнетающим примером отвратительной работы системы сбора разведданных. Мы с Лизом шли последним вертолетом в строю из шестнадцати «сликов». Весь батальон загрузили пехотинцами и подняли в воздух, им предстояло окружить отряд вьетконговцев, которые, по сведениям нашей разведки, направлялись через Долину Счастья в долину Бонг Сон ближе к берегу.

Миновав перевал, мы свернули в сторону северной части долины. Пройдя двадцать миль, три роты «сликов» разделились, чтобы приземлиться на разных участках вокруг цели. Наше сопровождение в виде боевых вертолетов также разбилось для прикрытия на три группы.