залпов. Мореходы, собравшиеся на его борту, в свою очередь, с любопытством рассматривали дикую красоту открывшейся береговой панорамы: круто спускающиеся к морю, островерхие пирамидальные горы и возвышающийся над ними пик Святого Лазаря, погасший вулкан Эджкомб (самый верный в сих местах предсказатель погоды) и цепи поросших лесом скалистых островков с узкими, извивающимися между ними проливами.

Стоит лишь миновать лабиринт названных островков, как картина еще более оживится — перед очами предстанут: русский флаг, гордо развевающийся над крепостью, расположенной на высоком утесе; палисады с башнями, окружающие дом главного правителя, магазины и казармы; по правую руку — храм божий, по левую — верфь и соседствующее с ней селение диких американцев. Длинной чредой протянулись вдоль берега дома и огороды. В гавани и на рейде красуются парусные суда, в числе коих и иностранные. Все это, вместе взятое, являет картину порядка, живости и благосостояния, приятно контрастирующую с некоторой угрюмостью окружающей природы.

Ново-Архангельск — место пребывания главных правителей, средоточие управления всеми колониями российскими на матерых берегах Северной Америки и островах Великого Восточного океана. Незамерзающий обширный рейд этого «Компанейского Гибралтара» мог вместить едва не целую флотилию кораблей. Крепость, вторично (после учиненного индейцами пожара) воздвигнутая в конце 1804 года на высоком, выступающем в море каменном холме — ке-куре, была надежно защищена батареей из тридцати различного калибра пушек. С тех самых времен, как Ситха сделалась административным центром Русской Америки, Ново-Архангельск постоянно отстраивался, селение у подножия крепости с каждым годом разрасталось.

Нетерпение ситхинских граждан, с жадностью и восторгом устремивших свои взоры на пребывающее из Охотска судно, было вполне даже объяснимо.

He столь часто доставлялись в американские колони^ форменные бумаги, газеты, письма... да и только ли одно это!

Однако, прежде нежели войти в гавань, «Камергер Резанов» принужден был двое суток выжидать удобной погоды. Только на третьи, заручась поддержкой прибывшего в лодке лоцмана и пройдя благополучно при свежем ветре надводные камни Вицкари, бросили наконец якорь. Тут же заспешили навстречу туземные байдарки, а вскоре прибыл на борт и посланный от главного правителя с поручением принять депеши. Спустив шлюпку, командир фрегата капитан Ру-жевский отправился на берег с рапортом. Свидание моряка с моряком есть встреча родных, непонятная жителю твердой земли...

Из записок капитана второго ранга Ружевского Дмитрия Ивановича: «...пассажиром до Ново-Архангельска был преосвященный Мелитон, епископ Камчатский, Курильский и Алеутский, отправлявшийся впервые в этом сане для обозрения своей паствы. Нет слов для выражения тех чувств, которыми были преисполнены жители при встрече своего Владыки. Главный правитель Русской ] Америки, сподвижник в изгнании двунадесяти язык из Отечества и не первый год I уже находящийся в колониях, видал архиереев, прочие знали этот сан только j понаслышке. Все народонаселение острова жаждало принести по сему случаю I благодарение Всевышнему. И вот на другой день, также неожиданно, приезжает, почитавшийся в России за погибшего, священник, иеромонах Епимах. Доставленный, благодарение Богу, промышленным Ермеем Веткою из самых глубин Матерой Земли Аляксы, где пребывал он в плену у свирепых колош. Владыко обласкал многострадального инока и бывшего при нем богомаза, валаамского послушника. Монах — мужественный, сурового вида, не старый еще мужчина футов шесть росту, несколько худощав; умный человек, много знает из естественных наук... Он мне очень понравился. На другой день поутру во храме Святых и Небесных сил воеводы и архистратига Михаила отслужили благодарственный молебен, и не было слушателя, который бы не прослезился от умиления и радости при кратком приветственном слове святителя. Христианская вера сблизила алеутов по духу с нами, наши обычаи с жадностью перенимаются ими. Съехавши на берег, два дня я провел в обозрении острова».

Прекратившийся колокольный звон свидетельствовал о том, что владыко уже вступил под своды храма божьего. Отец Епимах в эпитрахили и фелони вместе с диаконом из местных креолов и Риммою, облаченным в стихарь, встречали преосвященного у западных дверей. Во множестве горели доставленные на фрегате из Охотска яркие свечи, освещая сосредоточенные лица молящихся. Слышалось благостное пение. В той половине храма, что подале от алтаря, стояли алеуты и десятка полтора-два колош, едва ли понимавших что из божественной литургии. Меж тем владыко, взойдя на горнее место, возглашал: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас...»

На улице ребятишки лепили снежную бабу, бросались снежками. Разноголосо заливались всепородные ситхинские псы. Вокруг то и дело раздавались различного рода призывные выклики. «С пальцем полтина, с соленым огурцом восемь гривен!» — весело прозвучало где-то совсем уже рядом.

— Будто и не в Америке, а в Москве,— заметил архиерей шедшему с ним рядом правителю.

Влиятельных особ, направлявшихся к двухэтажным апартаментам ситхинского начальника, сопровождала многочисленная свита, состоящая из компанейских, гостей с фрегата и приглашенных к столу «единожды и навсегда» всех наличных ново-архангельских офицеров. На протяжении всего пути следования проходящие были окружены толпой глазеющих зевак. Любопытно, что процессия вызвала значительный интерес не только среди промышленного люда, но и у алеутов с колошами. Впрочем, не следует думать, что абсолютно всех интересовал лишь высший духовный сановник. Некоторые молодые колошанки, смешно разодетые в полуиндейские-полуевропейские наряды, игриво поглядывали на промышленных и мореходов.

— Совсем обессовестело бесово племя,— посетовал правитель Мелитону.— И ведь хитры тутошние стервы, не безобразят себя калужками; знать, прознали выгоды прелестей своих. Верите ли, ваше преосвященство, иные из этих девиц не хуже европейских танцовщиц умеют разорять своих обожателей. Ну да и бес бы с ними, собаками, только ведь торговле урон какой! Множество товаров, коими должна бы приобретаться мягкая рухлядь, проматываются на туалеты этим, с позволения сказать, прелестницам; обесцениваются товары...

— Сношения сии нравственностию порицаются! — нарочито назидательно прервал тираду правителя преосвященный, всем своим видом при этом выказывая явное неудовольствие подменой сугубо нравственных, по его разумению, понятий проблемами экономического порядка.— Уж не трапейские ль игры вы тут завели? — после короткой паузы поинтересовался архиерей.— Никак не могу взять в толк, что довелось мне видеть в телескоп, подступая к причалу,— замедлив шаг, объяснил он свой вопрос.

— Что делать, владыко,— сокрушенно, но вместе с тем как-то иронически отозвался правитель.— Это вам не Рассея-матушка, где суд да подьячие, да пока дошло до дела, его уже коза съела. Я им тут и суд, и указ, и воинский начальник. Здесь людей надоть в строгости блюсти, а то, не ровен час, сбунтуются. Ужо слыхали небось, какой смуток противу Александра Андреича, в бытность его, учинили? А что до нонешних, то их, родимых, за «мягкую денежку» с кекуру побросали, дабы другим неповадно было. Ишь что удумали — «картинки»