Буквы получились такие мелкие, что, может, он даже не сумеет их разобрать.

Если вообще получит эту открытку.

Если вообще жив.

Ради всего святого! – разрыдалась Вианна.

Рашель ласково опустила руку ей на плечо и шепнула:

– Мы все чувствуем одно и то же.

Вскоре женщины по очереди начали вставать со своих мест, молча подходили к Вианне, протягивали открытки.

– Не нужно обижаться на них, – сказала Рашель. – Они просто напуганы.

– Я тоже напугана.

Рашель прижала к груди свою открытку и все гладила ее, словно хотела оставить следы пальцев в каждом уголке.

Когда они вернулись в Ле Жарден, мотоцикл Бека с пулеметом, закрепленным на коляске, уже стоял перед воротами.

– Хочешь, мы пойдем с тобой? – спросила Рашель.

Вианна ценила участие подруги, она знала – если попросит о помощи, Рашель не откажет, но чем она поможет сейчас?

– Нет, спасибо. Все нормально. Он, наверное, что-нибудь забыл и скоро опять уедет. Он последнее время редко бывает здесь.

– А где Изабель?

– Хороший вопрос. Каждую пятницу она смывается из дому еще до восхода. – И прошептала, наклонившись к подруге: – Думаю, у нее свидание.

– Вот и славно.

На это Вианна не нашлась что ответить.

– Он отправит наши открытки?

– Надеюсь. – Вианна помолчала и добавила: – В любом случае скоро узнаем.

Дома она тут же отправила Софи наверх. Дочь, привыкшая к таким распоряжениям, не возражала. Вианна старалась держать ребенка подальше от Бека.

Он сидел в гостиной, разложив бумаги на столе. Поднял взгляд на Вианну. Чернильная капля упала с кончика пера, и на белом листе расплылась синяя клякса.

– Мадам. Очень великолепно. Я рад, что вы вернулись.

Вианна робко подошла к столу, сжимая в руках пачку открыток, туго перетянутую обрывком бечевки:

– Я… у меня… несколько открыток… написали подруги… нашим мужьям… но мы не знаем, куда отправить. Я надеялась… возможно, вы могли бы нам помочь.

Она неловко переминалась с ноги на ногу, чувствуя себя абсолютно беззащитной.

– Разумеется, мадам. Мне будет приятно оказать вам эту любезность. Хотя потребует много времени. – Он поднялся из-за стола: – А я тут, как обычно, сочиняю список для своего начальства в Kommandantur. Они хотят знать имена некоторых учителей из вашей школы.

Вианна не поняла, зачем он ей это рассказывает. Он никогда прежде не говорил о делах. Впрочем, они вообще не слишком часто разговаривали.

– Евреи. Коммунисты. Гомосексуалисты. Франкмасоны. Свидетели Иеговы. Вы знаете таких?

– Я католичка, герр капитан, как вам известно. Мы в школе не обсуждаем подобные вещи. Как бы там ни было, я понятия не имею, кто гомосексуалист, а кто – франкмасон.

– Ага. Значит, других знаете.

– Не понимаю вас…

– Я непонятный. Мои извинения. Я ценил бы очень серьезно, если вы дали мне знать имена учителей вашей школы, кто есть евреи или коммунисты.

– Зачем вам их имена?

– Это формальность всего-навсего. Вы знаете нас, немцев: мы составители списков. – И он с улыбкой придвинул ей стул.

Вианна взглянула на лист бумаги с кляксой, лежащий на столе, потом на стопку открыток в руках. Если Антуан получит открытку, он, возможно, ответит. И она наконец узнает, жив ли он.

– Это ведь не секретная информация, герр капитан. Любой может назвать вам их имена.

– С некоторым усилием, мадам, я думаю, смогу найти адрес вашего мужа и отправить письмо, и он тоже напишет вам. Это будет радостно?

– Радостно – неправильное слово, герр капитан. Вы, вероятно, хотели спросить, будет ли этого достаточно? – Она тянула время. Но хуже того, она понимала, что он это тоже понимает.

– Ага, спасибо, что учите меня вашему прекрасному языку. Мои извинения. – И он протянул ей ручку: – Не беспокойтесь, мадам. Пустая формальность.

Вианна хотела было сказать, что не станет писать никаких имен, но что толку? Он легко раздобудет эту информацию где угодно. Каждому в городе известно, чьи имена должны попасть в такой список. А Бек может вышвырнуть ее на улицу за неповиновение – и что тогда делать?

Она села, взяла ручку и начала составлять список.

– Готово, – тихо произнесла она, закончив.

– Вы забыли свою подругу.

– Разве?

– Вам определенно нужно быть внимательнее.

Нервно закусив губу, Вианна перечитала список. Внезапно она поняла, что не стоило этого делать. Но разве у нее был выбор? Что произойдет, если она откажется? Медленно, преодолевая внезапно подступившую тошноту, она добавила последнее имя.

Рашель де Шамплен.

Одним особенно холодным ноябрьским утром Вианна проснулась в слезах. Опять снился Антуан. Тяжело вздохнув, она осторожно выбралась из-под одеяла, стараясь не потревожить Софи. Вианна спала одетой, в шерстяной фуфайке, свитере с длинными рукавами, шерстяных носках, фланелевых кальсонах (укоротила доставшиеся от Антуана), вязаной шапочке и перчатках. До Рождества еще далеко, а одеваешься уже как капуста. Вианна натянула сверху еще шерстяную кофту, но все равно было холодно.

Она сунула затянутую в перчатку руку в прореху матраса и вытащила кожаный кисет, что спрятал там Антуан. Денег оставалось немного. Скоро придется жить на одно ее учительское жалованье. Пересчитывание денег превратилось в навязчивую идею с того времени, как похолодало. Вианна положила кисет на место и спустилась вниз.

Ну конечно, всегда может быть хуже. Оказалось, ночью замерзли трубы, так что теперь до полудня придется сидеть без воды. На такой случай Вианна оставляла около плиты и у камина ведра с водой для умывания. Газа и электроэнергии не хватало, как, впрочем, и денег на их оплату, поэтому Вианна экономила и то и другое. Крошечного огонька на плите едва доставало, чтобы вскипятить воду, а свет они включали лишь по надобности.

Вианна разожгла камин, завернулась в толстое одеяло и уселась на диван. Рядом стоял мешочек с пряжей, она распустила свой старый свитер, чтобы связать Софи шарф к Рождеству. Единственные свободные минутки удавалось выкроить только ранним утром.

В тишине, нарушаемой лишь шорохами и скрипами старого дома, она сосредоточенно трудилась: спицы мелькали вокруг светло-голубой пушистой нити, создавая то, чего не было прежде. Привычный утренний ритуал успокаивал нервы. Если удавалось совсем отвлечься от реальности, она иногда вспоминала, как мама сидела рядом, учила ее вязать, приговаривая: «Одна лицевая, две изнаночные, вот так… прекрасно…»