— Вы не стали бы снимать браслет? Даже если бы у вас появился такой шанс? — удивленно спросил Шейн.

Селия вперила в него сердитый взгляд.

— Нет, не сняла бы. Я не нарушаю данного слова, если меня к этому не вынуждают. А сейчас меня к этому не вынуждают.

— Если вы снимете его сейчас, вам, может, никогда больше не придется надевать его.

Селия ткнула в Шейна морщинистым пальцем.

— Послушай, Коллинз, я все знаю о тебе и твоем отце — и не одобряю этого. Морганвилль — нормальный город. Следуй правилам, и у тебя не будет неприятностей… как и в любом другом городе, надо полагать. Люди захотели хаоса — и получили его: нападения, разбой, магазины разграблены, дома горят. Конечно, рано или поздно все успокоится, но что будет потом? Вполне вероятно, я уже не захочу жить в этом городе.

Повесив на плечо бейсбольную биту, она повернулась и отошла к группе людей своего возраста.

Шейн поймал взгляд Клер, пожал плечами и вздохнул.

— Да, понимаю, в ее словах есть смысл. Но откуда нам знать? Может, станет лучше, если вампы просто…

— Просто что, Шейн? Умрут? И Майкл тоже? Или ты о нем и не вспомнил? И Сэм?

Она повернулась, собираясь уйти.

— Куда ты?

— За кока-колой!

— Ты не собираешься…

— Нет.

Она достала кока-колу из холодильника, который снова оказался полон. А ведь этого не было, когда они уходили. Наверное, еще одна любезность дома, хотя она понятия не имела, как он мог самостоятельно совершать покупки.

Холодная, сладкая кола! Это было ужасно приятно. Странно, однако, что энергии не прибавилось; напротив, напившись, Клер ощутила легкую слабость. Села в кресло у кухонного стола и положила голову на руки, внезапно почувствовав себя совсем разбитой.

Все разваливалось, вот в чем дело.

Амелия призывает вампиров; значит, собирается сражаться с Бишопом не на жизнь, а на смерть. Морганвилль распадается на части. И она ничего не может с этим поделать.

Ну, кое-что может.

Она достала и открыла еще четыре бутылки колы, после чего отнесла их Анне, Еве, Шейну и… Монике; не могла Клер обойти ее в такие времена.

Моника уставилась на бутылку с таким видом, словно подозревала, что Клер бросила туда яд.

— Что это?

— А ты как думаешь? Бери или нет, мне вообще-то все равно.

Клер поставила бутылку на стол рядом с Моникой, уселась на кушетку рядом с Шейном и проверила свой сотовый. Сеть снова ожила, и в телефоне обнаружилась целая куча голосовых сообщений. В основном от Шейна, их она отложила на потом; два от Евы — инструкции, где ее искать; их она стерла.

Последнее было от матери. Клер почувствовала, как при звуке маминого голоса перехватило дыхание и на глазах выступили слезы. Мать говорила спокойно… в основном.

«Клер, дорогая, я беспокоюсь, хотя знаю, что не должна бы. Милая, позвони нам. Я слышала, в городе творятся ужасные вещи — драки и грабежи. Если в ближайшее время ты не свяжешься с нами… не знаю, что мы будем делать, но твой папа просто сходит с ума. Поэтому, пожалуйста, позвони. Мы любим тебя, дорогая. Пока».

Понимая, что ее голос должен звучать спокойно, Клер с трудом восстановила дыхание и позвонила родителям. Во всяком случае, когда мать ответила, Клер сумела сказать (и это не прозвучало так, будто она вот-вот расплачется):

— Привет, мама. Я получила твое сообщение. Как у вас там, все в порядке?

— Здесь? Клер, о нас можешь не беспокоиться! Все хорошо! Ох, дорогая, ты-то как? На самом деле.

— Я тоже в порядке, честно. И всё… — Нет, она не могла заставить себя сказать, что всё здесь хорошо, поскольку это было далеко не так; в лучшем случае временное затишье. — Здесь спокойно. Шейн тоже здесь и Ева. — Клер вспомнила, как нравилась маме Моника Моррелл, и закатила глаза. Все, что угодно, лишь бы успокоить маму. — Эта девушка из общежития, Моника, она тоже здесь.

— А, Моника. Она мне нравится. — Вроде бы помогло! Ну, мама всегда не слишком хорошо разбиралась в людях, — Ее брат заезжал сюда примерно час назад, проверял, как мы. Приятный мальчик.

Клер с трудом воспринимала Ричарда Моррелла как мальчика, но… стоило ли говорить об этом?

— Он сейчас вроде как отвечает за весь город. У вас есть рация? Та, которую мы завезли раньше?

— Да. Мы, конечно, делаем все, что они говорят. Но, милая, мне хотелось бы, чтобы ты была с нами.

— Знаю. Знаю, мама. Но, думаю, лучше мне оставаться здесь. Это важно. Я попытаюсь заглянуть к вам завтра, хорошо?

Они еще немного поговорили, так, ни о чем особенно, просто поболтали — чтобы сохранить иллюзию нормальной жизни, хотя бы на какое-то время. Мама держалась, но едва-едва; Клер слышала паническую дрожь в ее голосе, почти видела блестящие слезы в глазах. Она рассказала, что им пришлось перенести большую часть коробок в подвал, освобождая место для компании — для компании? — и что она боится, как бы вещи Клер не отсырели, и потом она заговорила обо всех этих игрушках в коробках и о том, как Клер любила их, когда была маленькой.

Нормальная материнская чепуха.

Клер не прерывала ее, только успокаивающе поддакивала, когда мама делала паузу. Это помогло — слышать мамин голос. В конце, однако, у матери, похоже, кончился завод, как в часах, и Клер без единого слова возражения выслушала мамины требования быть осторожной и носить теплую одежду.

Прощальное «пока» прозвучало как-то почти… фатально, и, разъединившись, Клер несколько минут посидела в молчании, глядя на экран телефона.

Чисто импульсивно она попыталась связаться с Амелией. Телефон звонил и звонил, но автоответчик не сработал.

В гостиной Шейн организовывал что-то вроде посменного караула. Многие уже заснули на грудах подушек и одеял, а то и просто на ковре. Обойдя спящих, Клер знаком показала Шейну, что идет наверх. Он кивнул и проводил ее взглядом, продолжая разговаривать с двумя мужчинами.

На двери спальни Евы висела записка: «Не стучать, или я убью тебя. Это тебя касается, Шейн». Клер ужасно захотелось постучать, но она слишком устала, чтобы пускаться наутек.

В ее спальне было темно. Когда она уходила утром, на постели лежала Евина вроде как подружка Миранда, но сейчас она исчезла, и постель снова была аккуратно заправлена. Клер села на край, посмотрела в окно. Потом поднялась, достала из шкафа чистое белье, последние голубые джинсы и облегающую черную рубашку, которую Ева дала ей поносить на прошлой неделе.

Душ… это был просто рай! Как ни странно, даже горячей воды хватило, и можно было постоять под ласкающими струями подольше. Наконец Клер вытерлась, слегка подсушила волосы, оделась. Выйдя, она прислушалась, но голос Шейна снизу не доносился. Либо он говорил очень тихо, либо отправился спать. Она остановилась у его двери, жалея, что не хватает мужества постучать, и… пошла к себе.