Он продолжал говорить, его губы шевелились, но единственное, что она слышала, что эхом отдавалось в сознании, словно звон огромного медного колокола, были слова «я люблю тебя».

Казалось, это признание и его самого застало врасплох — не в плохом смысле, нет; скорее, как если бы до этого мгновения он не отдавал себе отчета в собственных чувствах.

Ощущение было такое, словно она никогда на самом деле не видела его прежде, и он был прекрасен. Прекраснее любого мужчины, которого она когда-либо встречала за всю свою жизнь.

Она остановила поток его слов поцелуем. Точнее, поцелуями. Очень долгими. И когда он наконец отодвинулся от нее — не слишком далеко, — в его взгляде светилось всепоглощающее неудовлетворенное желание.

И Клер это нравилось.

— Я люблю тебя, — повторил он и поцеловал Клер таким долгим поцелуем, что у нее перехватило дыхание.

В этом поцелуе было больше, чем когда-либо, и страсти, и настойчивости, и… всего. Как будто прилив подхватил ее и уносил прочь; она подумала, что это было бы прекрасно — если бы она никогда больше не коснулась берега, если бы так и плавала бесконечно в этой красоте, если бы даже утонула в ней.

«Стоп-сигнал! — пронеслось в ее сознании. — Остановись! Стоп-сигнал! Что ты делаешь?»

И ей немедленно захотелось заглушить этот внутренний голос.

— Я тоже люблю тебя, — прошептала она дрожащим голосом и прижала к его груди дрожащие руки. Его мышцы были напряжены под мягкой тенниской, грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию, — Я готова на все ради тебя.

Она рассчитывала, что эти слова послужат для него стимулом, однако они, напротив, пробудили в нем разум. Он удивленно уставился на нее.

— На все, да. — Он крепко зажмурился, — Я въехал. Это плохая идея, Клер. Очень, очень плохая.

— Сегодня? — Она нервно рассмеялась, — Когда все сходят с ума? Почему бы и нам… тоже? Всего раз.

— Потому что я дал обещание. — Он обнял ее, притянул к себе, и она почувствовала, как мучительно сотрясается его тело. — Твоим родителям, себе, Майклу. Тебе, Клер. Я не могу нарушить слово — больше у меня нет ничего.

— Но… что, если…

— Не надо об этом, — прошептал он ей на ухо. — Пожалуйста, не надо. И без того нелегко.

Он снова поцеловал ее, но в этом поцелуе, долгом и нежном, ощущался привкус слез. Привкус в некотором роде прощания.

— Я правда люблю тебя, — Он смахнул с ее щек влагу, — Но этого я не могу.

Не успела она остановить его, как он вскочил, сунул ноги в туфли и быстро устремился к двери. Она села, прижимая одеяло к груди, как будто была обнажена. Он взялся за дверную ручку.

— Пожалуйста, останься, Шейн!

Он покачал головой.

— Если я останусь, может произойти все, что угодно. Ты понимаешь это, я понимаю это, и мы не должны. Знаю, все разваливается, но… — Он сделал глубокий, мучительный вдох, — Нет.

Звук закрывшейся за ним двери пронзил ее, словно удар ножа.

Клер рухнула на постель, огорченно обнимая пахнущую Шейном подушку, ерзая в поисках места, согретого его телом, думая, что сейчас расплачется и будет плакать, плакать, пока не уснет.

И потом ей припомнилось то чудесное выражение в его глазах, когда он сказал: «Я люблю тебя».

Нет, сейчас не время плакать.

В конце концов она заснула с непривычным ощущением безопасности.

На следующий день никаких признаков вампиров не обнаружилось. Клер проверила сеть порталов, но, насколько она могла судить, они не работали. Чтобы чем-то занять руки, она помогала приводить в порядок дом — чистила, расставляла все по местам, была на посылках. Пришел Ричард Моррелл — проверить, как они. Он, видимо, поспал и выглядел немного лучше, хотя нельзя сказать, что очень хорошо.

Ева тоже спустилась вниз; вот она выглядела скверно. Никакого готического макияжа, черные волосы растрепаны. Она налила Ричарду кофе и спросила:

— Как Майкл?

Не глядя на нее, Ричард подул на горячую поверхность кофе.

— Он в ратуше. Мы перевели туда всех вампиров из камер, для большей безопасности.

Лицо Евы исказила гримаса боли. Шейн положил ей на плечо руку, она сделала глубокий вдох и справилась с собой.

— Правильно, так, наверное, лучше, — сказала она и отпила из своей надколотой кружки. — Что там творится?

«Там» означало за пределами Лот-стрит, которая выглядела неестественно спокойной.

— Ничего хорошего. — Голос Ричарда звучал слабо и хрипло, как будто он много кричал. — Примерно половина магазинов закрыты, некоторые из них сожжены или разграблены. Полицейские и волонтеры не в состоянии уследить за всем. Некоторые владельцы магазинов раздобыли оружие и охраняют себя сами. Я не в восторге, но, наверное, это лучший выход, пока все не успокоятся и не образумятся. Проблемы не повсеместно, но пострадала значительная часть города. Слышали, что напали на «Пивную»?

— Слышали, — ответил Шейн.

— Ну, это было только начало. В заведение Долорес Томпсон тоже ворвались, а потом отправились в район складов и нашли там спиртное. У тех, кто хотел воспользоваться беспорядками, чтобы надраться, получился настоящий праздник.

— Мы видели толпы, — сказала Ева и посмотрела на Клер. — Мм… кстати, насчет вашей сестры…

— Да, спасибо, что позаботились о ней. Подумать только! Моя идиотка сестра разъезжала по охваченному мятежом городу в своей красной машине с откидным верхом! Чертовски повезло, что ее вообще не прикончили.

Да уж, они так и сделали бы, не сомневалась Клер.

— Вы заберете ее с собой?

Ричард понимающе улыбнулся.

— Не очень-то желанная гостья?

На самом деле Моника вела себя на редкость тихо. Клер обнаружила ее крепко спящей на кушетке, где она свернулась калачиком, накрывшись одеялом. Бледная, измученная, покрытая синяками и ужасно юная.

— Да нет, ничего, — ответила Клер. — Но, спорю, она бы предпочла быть с родными.

— Ее родные практически в заключении в даунтауне. Папу чуть не захватила шайка вопящих о налогах мужланов. Мама… — Ричард покачал головой, как бы отгоняя всплывшие в сознании картинки, — Не важно. Не думаю, что Моника будет так уж счастлива — если только не любит сидеть взаперти в четырех стенах. А ты знаешь Монику: если она несчастлива, то…

— И все остальные несчастливы, — закончил за него Шейн. — В общем, я не хочу видеть ее тут. Извини, дружище, но мы выполнили свой долг и все такое. Что касается большего — она должна быть нашим другом, чтобы оставаться здесь. Кем, ты знаешь, она не является.

— Тогда я сниму с вас эту заботу, — Ричард поставил чашку и встал. — Спасибо за кофе. Похоже, только оно сейчас держит меня на плаву.