«Это был ее огонь», – догадался Джонас. Он знал, защитники способны владеть магией не менее искусно, нежели их хозяева. Сам наследник Драконов не мог ничего, тогда как Лацерне удалось создать огонь даже на расстоянии – умение, которым в их семье мог похвастаться только Навис.

– Ты научилась ради меня? – прошептал юноша и услышал, как в ответ загудела его защитница.

Приложив здоровую руку к скуле, Джонас медленно направился к лестнице, надеясь, что Лука не особо подпортил его лицо. Волновать матушку своим видом ему не хотелось. Ей и так хватало переживаний за пропущенные практические занятия младшего сына, на которого ошибочно возложили слишком много надежд.

А за дальним поворотом коридора в крепких руках Мейсона перестала биться принцесса. Старший сын Драконов, видя, что девчонка наконец успокоилась, выпустил ее из объятий, но тут же схватил за локоть, мешая догнать младшего брата.

– Ублюдок, – прошипела Айя ему в лицо.

– Рот потом с мылом помой, – посоветовал Мейсон и, не дав себя перебить, добавил: – Благодаря тебе у моего брата уже сложилась репутация размазни, за которого всегда заступается девчонка. Впредь научись уступать ему право бороться за свою жизнь. Ты же не хочешь за моего братика замуж, чтобы на законных правах покрывать его до конца дней?

Увидев, как испугалась принцесса, Мейсон усмехнулся:

– Значит, запомни мои слова.

Юноша отпустил локоть, и девочка отскочила от него, словно ошпаренная.

– А если бы Лука не остановился? Ты бы так и стоял тут, наблюдая?

Мейсону подобное замечание, да еще из уст малявки, отнюдь не понравилось.

– Он может постоять за себя, – процедил драконий наследник, ощущая нарастающее раздражение.

– Ты ничего не знаешь, – самоуверенно заявила принцесса и, решив, что он более не стоит ее внимания, ушла, громко топая ногами.

«Так же грациозна, как кусок гранита, прыгающий по коридору», – подумал старший сын Драконов.

Мейсон отошел к окну, и с цветущего плюща к нему на плечо тут же сполз Навис. Его защитник, став невидимым, сумел подобраться почти вплотную к Луке во время драки и, используя дар воздуха, создал незаметный барьер между кулаком задиры и лицом Джонаса. Удары оставались ощутимы, но не настолько, чтобы надолго разукрасить лицо наследника в фиолетовый цвет. Мейсон посчитал, что Дракону, пусть и младшему, не пристало разгуливать по школе с опухшим лицом. По крайней мере, старший брат убедил себя, что главная причина его заботы в этом.

* * *

– Хочу обратно стать маленькой, – устало заявила принцесса. Она сидела на подоконнике, свесив ноги из окна на улицу. Край платья задрался до самых коленей, и по ногам девочки скользил чуть теплый желтый свет. Солнце неумолимо скрывалось за горизонтом, и с каждой минутой холодало – осень царствовала в эти дни, готовя магов к предстоящей зиме.

Джонас, прислонившись к стене возле окна, молчал. Это была их первая встреча после месяца разлуки. Третий год обучения для принцессы выдался сложным. Она редко посещала школу: королева брала дочь в путешествия по городам, посчитав, что пора жителям страны узнать, как выглядит их будущая правительница. Джонас все это время жил со странным чувством нехватки чего-то важного, которое ощущалось еще острее во время редких встреч с подругой. Но сегодня тоска по Айе куда-то исчезла. Она сидела рядом, но драконий сын не испытывал радости.

Принцесса чувствовала себя не лучше: постоянные разъезды по стране с матерью сделали из нее белку-путешественницу, но никак не прилежную ученицу. Орлиная наследница боялась спрашивать, как выживал друг в школе без защиты, к которой она успела его приучить. Сейчас она поняла, что Мейсон в чем-то был прав, говоря о том, что Джонасу нужно самому отвечать за свою жизнь. Принцесса не могла постоянно быть рядом с ним, но, осознав это, чувствовала себя еще хуже.

Все молчит. С начала ее рассказа о поездке он не проронил ни слова. На осторожный вопрос о делах в школе скупо описал последний тест по истории и вновь замолчал, будто ничего больше не происходило. Но Айя знала, что это не так. Получив от Мейсона странное письмо, она вернулась в школу раньше на неделю и теперь понимала, что старший брат Джонаса не зря просил ее приехать.

Желая пробить панцирь отчужденности друга, Айя наклонилась в сторону улицы, рассматривая далекую землю под ногами. Она крепко держалась за подоконник руками, искоса глядя на Джонаса, и едва не расплылась в улыбке, когда он попросил:

– Слезь, пожалуйста. На днях из окна выпал первогодка. Пусть мы на втором, а не на четвертом этаже и тебе уже не десять лет, но видеть тебя с костылями мне не хочется.

– Зато с поломанными ногами я никуда не поеду, – радостно, будто нашла выход из западни, сказала принцесса. Увидев, как испугался друг от такой перспективы, она добавила: – Ты сегодня какой-то не такой.

Айя слезла с подоконника, остановилась прямо напротив Джонаса и легко ткнула его пальцем в лоб.

– Вот тут слишком много морщин. Что тебя гложет?

Спросила и сразу поняла, что попала в яблочко. Лицо друга посерело, а уголки губ дернулись вниз – точь-в-точь плачущая тряпичная кукла, с которой в детстве принцесса отказывалась играть.

Но, даже видя, что подруга ждет объяснений, Джонас сомневался в том, стоит ли ей рассказывать. Тогда Айя отступила и, облокотившись о стену рядом, спросила у него:

– Помнишь мой праздничный торт на день Оновления? Когда мы познакомились, – уточнила Айя, и Джонаса словно огромный крюк подцепил под ребра, поднимая над полом. Он удивленно кивнул головой, и принцесса, воодушевившись, продолжила:

– Не знаю, каким его помнишь ты, но я уверена, что торт весил больше Лацерны, огромный, шоколадный. Я не собиралась делиться лакомством ни с кем и приказала слугам вынести угощение тогда, как все гости уйдут. Торт принесли, и я набросилась на него, как твоя дракониха на мясо. – Айя сделала паузу, чтобы насладиться укором в глазах друга. Пусть на неживом лице хоть одна эмоция будет, а уж ее она исправит. – Ела-ела, а торт не заканчивался. Уже начала бояться, что живот лопнет раньше, чем я доем. Вспоминаешь, да?

Джонас кивнул, и губы против воли растянулись в улыбке. В детстве Айя была пухленькой, и сладости сыграли в этом не последнюю роль.

– Я под столом сидел. К чему ты решила вспомнить день нашего знакомства? – прямо спросил юноша, оставив попытки уловить ход мыслей принцессы.

– Я отдавать свое не люблю, сам знаешь, – как ни в чем не бывало продолжила Айя. Но, видя, что Джонас не понимает, не выдержала и, наклонившись, прокричала ему в ухо: – Но тебе я кусок торта отдала! Одна справиться не смогла, но вдвоем мы его одолели, балда.

Принцесса обняла друга за шею, да так крепко, что он не мог сделать вдох.

– На двоих всегда легче, вот к чему я веду. Потому перестань строить из себя неприступную гору и рассказывай, что случилось в мое отсутствие.