На площади соорудили помост, а сбоку построили амфитеатр в тридцать ступеней, покрытый коврами, для членов инквизиции. Второй амфитеатр, с балдахином, был предназначен для Великого инквизитора. Король должен был наблюдать за аутодафе с балкона. Слева тоже установили скамьи ступенями, но без всяких украшений; они предназначались для осужденных. Посередине помоста стояли деревянные клетки, куда вводили преступников на время чтения приговоров. Прямо против клеток возвели две кафедры; с одной читались приговоры, с другой — произносилась проповедь. Для народа тоже устроили места, но поплоше.

Накануне торжества из церкви вышла процессия: впереди шли угольщики, как цех, имеющий отношение к правосудию инквизиции, — они поставляли дрова; за ними медленно двигались монахи-доминиканцы и стража. Дойдя до Королевской площади, процессия остановилась. На помосте водрузили знамя инквизиции и зеленый крест, обвитый черным крепом. Затем кортеж удалился, исключая доминиканцев, которые остались на площади и до глубокой ночи пели псалмы.

Рано утром площадь заполнилась народом. В семь часов на королевском балконе появились король и королева, придворные чины и высшие представители духовенства, и церковный благовест возвестил о начале церемонии. Ее открыли сто угольщиков с пиками и мушкетами, за ними шли доминиканцы, которые несли большой крест. За братьями-проповедниками несли знамя инквизиции. Оно было красного цвета, из дорогой материи; на одной его стороне был изображен герб Испании, на другой — меч, окруженный лавровым венком, и фигура святого Доминика.

После знамени инквизиции появились гранды Испании и офицеры трибунала, а за ними — вереница осужденных по степеням наказания. Впереди выступали примиряемые с церковью. Они были босы, с непокрытыми головами. На них была санбенито — одежда кающихся, род льняного мешка с большим желтым крестом на груди и на спине. За примиряемыми следовали обреченные на бичевание и тюремное заключение. Но главный интерес для толпы представляли осужденные на сожжение.

Это были упорные еретики и вторично впавшие в ересь. Измученные пытками и тюремным заключением, они шли со свечами в руках, в льняных санбенито, с бумажными колпаками на головах. У несчастных, пытавшихся протестовать и обличать инквизиторов, рот был завязан бычьим пузырем. Предсмертный костюм этой группы покрывали изображения дьяволов и пламени, направленного вверх. У признавшихся после пытки пламя направлялось вниз, потому что эти жертвы сперва удавливались, а потом сжигались.

Около каждого осужденного на смерть находилось по два офицера и по два монаха. В этой же части процессии на высоких древках несли изображения бежавших от суда инквизиции или умерших в темницах. Их изображения сжигали символически. Кости умерших находились тут же в деревянных ящиках, около фигур осужденных, и вместе с этими фигурами возлагались на костер.

В хвосте процессии ехала кавалькада представителей верховного совета, инквизиторов, духовенства и, наконец, Великий инквизитор в фиолетовом облачении, окруженный стражей. Когда процессия достигла Королевской площади и участники ее заняли назначенные им места, священник начал обедню. Затем Великий инквизитор, надев митру, подошел к королевскому балкону, где принял от короля клятву покровительствовать инквизиции и помогать преследованию еретиков. Такую же клятву давали все присутствующие при церемонии. А затем началась проповедь…

— Его преосвященство хочет нас удивить или запугать? — не сдержавшись, шепнул на ухо Фернану Пинто бывший капитан морских разбойников.

— Скорее второе.

— Это точно. И тебя, и меня удивить чем-либо трудно. А насчет запугать… — Тут Антонию де Фариа не сдержался и громко хохотнул, вызвав в толпе недоуменные взгляды в его сторону и перешептывания. — Кто спускался в тот ад, где нам с тобой пришлось побывать, тому это зрелище — что китайское рисовое вино — и пить его противно, и захмелеть невозможно.

— Ты, кстати, не сказал, какого дьявола тебе приспичило вернуться в Испанию? По-моему, здесь тебя никто не ждал.

— Ошибаешься. Ждали… — Антонио де Фариа снова рассмеялся, на этот раз тихо. — Еще как ждали. Палачи Эрмандады. Есть у меня один грешок… точнее, несколько. Но я получил индульгенцию. Правда, сначала отцы-иезуиты выкупили меня из рабства у одного китайского мандарина и заставили принять некий обет. А уж потом я отправился в Севилью, где некоторое время носил рубище, ел грубую пищу, истово молился и бил поклоны. Такая жизнь мне вскоре надоела, и я уже начал подумывать о новом прегрешении… хе-хе… но тут на меня накинул глазом преподобный дон Лайнес. Скажем так, я исполнял некоторые его поручения.

— Понятно… Значит, тебя приставили ко мне в качестве надзирателя?

— Мой добрый друг! Не оскорбляй меня своим недоверием. Уж ты-то хорошо знаешь, что я не способен на низость. По крайней мере по отношению к тебе, если уж быть откровенным до конца. Меня включили в состав миссии как опытного солдата, хорошо владеющего всеми видами оружия, и твоего помощника. Не более того. И потом, будь это так, я бы даже не обмолвился, что меня завербовал сам генерал Общества.

— А ему известно, что мы знакомы?

Антонио де Фариа фыркнул и ответил:

— Фернан, по-моему, сельская жизнь тебя оглупила. Мало что в этом подлунном мире может укрыться от отцов-иезуитов. Скажу больше: это я посоветовал де Лайнесу, чтобы он остановил выбор руководителя миссии именно на твоей персоне. В отличие от меня, ты грамотный и хорошо образованный человек, способный быстро приспосабливаться к любой обстановке и в сложных ситуациях принимать верные решения. Мне ли это не знать… Святая инквизиция искала опытного штурмана для «Ла Маделены», вот Общество и подсуетилось, чтобы воткнуть в миссию своего человечка. Даже двух, считая и меня.

— Но ведь дон Фернандо Вальдес искал штурмана, а вышло так, что нашел руководителя миссии. Это как понимать? Уж не хочешь ли ты сказать, что святые отцы двух наших «контор» помирились и теперь играют за одним столом?

— Ну что ты… Они по-прежнему живут как кошка с собакой и объединяются лишь в том случае, когда нужно послать на костер очередную партию еретиков. Просто так вышло, — тут Антонио де Фариа снова довольно хохотнул, — что наши люди в святой инквизиции, близкие к его преосвященству, не смогли найти во всей Испании достойной кандидатуры, и пришлось им отправиться в Португалию, где по слухам проживал некий глубоко преданный Святому престолу фидалго, опытный штурман, выдающийся путешественник и воин.

— Спасибо, Антонио. Ты здорово мне удружил…

— Да будет тебе! Тряхнем напоследок стариной! А то наши шпаги уже начали покрываться ржавчиной. Или тебя перестали манить приключения и золото? Ведь наше путешествие обещает неплохую прибыль.

— Это единственное, что примиряет меня с моим новым статусом. Что ж, да будет так. Человек предполагает, а Господь располагает.

На том разговор и закончился. Началось действо, толпа пришла в возбуждение, но дымящиеся костры и запах горелой человеческой плоти вызвали у бывших пиратов лишь острое неприятие жестокого зрелища. Даже морские разбойники, о кровожадности которых ходили легенды, были более милостивы к своим жертвам, нежели католическая церковь к еретикам…