К горлу Мусты подкатила тошнота, и он сложился пополам, схватившись за живот.

– О господи…

Она без всяких усилий заставила его выпрямиться, взяв за плечо.

– Почему полиция приехала так быстро?

– Не знаю. Но они и у меня дома побывали.

Впервые женщина в маске как будто заколебалась.

– Ты точно никому ничего не говорил?

– Честное слово! Пожалуйста, не делайте мне больно.

– Хорошо. Я не сделаю тебе больно. Твое появление было неожиданным. Ты можешь мне пригодиться.

Женщина приблизила пластиковое лицо к лицу Мусты и вперилась в него дырами, заменяющими глаза. Он не мог оторвать от нее взгляд.

– У меня есть для тебя задание, – сказала она.

Курчо вел служебную машину, на пассажирском сиденье которой сидел Сантини. Колеся по ночным улицам Рима, они могли поговорить без лишних ушей. Сантини нервничал, а Курчо был вне себя от злости и спускал пар при помощи быстрой езды.

– Я же говорил тебе, чтобы ты за ней приглядывал, – повторил он. – Я надеялся, что достаточно ясно выразился.

– Я сделал все, что мог, Маурицио, – сказал Сантини. Несмотря на разницу в званиях, вне службы они были на «ты». – Но Каселли – это Каселли. Знаешь, сколько конфликтов мне пришлось разруливать с тех пор, как она вернулась на службу?

– Сплетни меня не интересуют, – отрезал Курчо.

– Это не сплетни. Она не ладит с коллегами и всегда поступает по-своему. Приходит и уходит когда заблагорассудится и взрывается, чуть что не по ней. Спроси у ее сослуживцев, каково с ней работать. Спроси Инфанти.

– Мне неприятно это говорить, но Инфанти – кретин.

– Так ведь поэтому мы и определили его в целевую группу. Никаких решений от него не требовалось. Достаточно было просто исполнять приказы, но он и с этим не справился.

Курчо покачал головой. Как ему ни хотелось вступиться за коллегу, ни одного аргумента в голову не приходило.

– Как он, кстати?

– Все еще в операционной. При лучшем раскладе лишится левого глаза и оглохнет на одно ухо. Бедный придурок.

Курчо молча продолжал гнать машину вперед.

– Могу я хоть раз отбросить дипломатию? – спросил Сантини.

– Хоть раз? – с иронией переспросил Курчо. – Да ты понятия не имеешь, что такое дипломатия и с чем ее едят.

– Я стараюсь.

– Признаю. – Курчо невольно улыбнулся. – Ну и?..

– Кому какое дело, каким образом Каселли это раскопала? Раскопала, и ладно, поздравим ее и закроем тему.

Курчо оглушил гудком неосторожного пешехода и едва не задел его крылом машины. Мужчина поспешно отпрыгнул на тротуар.

– Если бы все зависело от меня… Но на сей раз мне не позволят замести грязь под ковер. Не в ее случае.

Развернув найденную на приборной панели карамельку, Сантини покатал ее за щекой. Леденец оказался старым, и он выплюнул его в пепельницу.

– Какая еще грязь?.. Главное – результат.

– Взгляни на это с точки зрения органов безопасности. Коломба без их ведома расследовала дело о терроризме. В каком виде она их выставляет? Что бы ты сделал, работая в следственном управлении, если бы тебя так обошли?

– Устроил бы грандиозную разборку, – признал Сантини.

– Они заявят, что по нашей милости были уничтожены разведданные… что мы упустили сообщников… Старая песня.

– Если бы произошел еще один теракт, песня была бы еще печальней.

– Да, но это сейчас никто в расчет не берет. И потом, есть еще и прокуратура. Половина прокуратуры невзлюбила Коломбу еще с прошлого года, когда она ушла от ареста, а другая половина поддерживает ее, потому что она действовала без полномочий. Если бы она хотя бы поговорила со Спинелли…

– Возможно, во время допроса она еще ничего не знала, – сказал Сантини, понимая, что дело обстояло с точностью до наоборот.

– Не говори глупости, – отрезал начальник мобильного подразделения, проезжая перекресток, знаменующий собой незримую границу квартала Малаволья.

Движение регулировали дорожные полицейские. Регулировщик взмахнул жезлом, велев Курчо проезжать, и поток воздуха от пронесшейся мимо машины чуть не сбил его с ног.

– Если тебе не нравятся ее методы, зачем ты убедил ее вернуться на службу? – спросил Сантини.

– Ровере был к ней привязан. Я чувствовал, что это мой моральный долг.

– Он и сам под конец малость сбрендил, – мрачно сказал Сантини. Несмотря на взаимную неприязнь, он всегда уважал Ровере.

Курчо вздохнул:

– Ну да. – Какое-то время тишину нарушал только вой сирены на крыше. – Коломба – отличный работник, – наконец произнес Курчо. – После всего, что с ней случилось, она заслуживала второго шанса, – добавил он.

– А третий шанс будет?

Курчо не ответил. Снизив скорость, он припарковался перед площадью с безобразным фонтаном. По оцепленной оперативниками из отдела по борьбе с терроризмом площади сновали силовики в костюмах химзащиты, а вокруг стояли десятки патрульных автомобилей, бронефургоны, передвижная лаборатория команды биозащиты и машина «скорой помощи». Заметив в паре десятков метров сидящих на бордюре Коломбу и Данте, Сантини выругался.

– Она и психа втянула. Час от часу не легче…

– Иди внутрь. Я сейчас подойду, – сказал Курчо.

– Так точно.

Курчо подошел к Коломбе и Данте, и последний взял под козырек.

– О капитан! Мой капитан! – сказал он. С распухшей губой и слипшимися от крови волосами он напоминал героя зомби-версии «Общества мертвых поэтов»[13].

Курчо натянуто улыбнулся:

– Добрый вечер, господин Торре. Давно не виделись. Вам не помешало бы обратиться к врачу.

– Я боюсь иголок.

Коломба вскочила на ноги:

– Господин Курчо…

Курчо протянул ей руку:

– Коломба, на нас вот-вот выльют ушат дерьма, так что сейчас я ожидаю от вас максимальной отдачи. Как вы здесь оказались?

– Меня вызвали мои сотрудники. Пока я находилась в исламском центре, они занимались разыскной работой самостоятельно.