Следующей ночью был обыск у всех гальванеров, искали ключи от орудий. Через день еще 77 человек с крейсера перевели в Тулон, во французский флотский экипаж, где содержались под стражей.

13 сентября они были отправлены в Архангельск. Эти матросы в подготовке взрыва вряд ли участвовали, однако были неблагонадежными, а потому Иванов почел за лучшее от них избавиться.

* * *

Офицеры «Аскольда» были твердо убеждены, что взрыв произведен матросами из команды «Аскольда». Легко представить себе, с каким озлоблением относились они к тем, на кого падало подозрение. Но и матросами овладела растерянность. Многие готовы были собственными руками растерзать виновных; с трудом допускали они мысль, чтобы свои же товарищи матросы решились погубить ночью во время сна весь экипаж…

Сразу вспомнили, что не так давно один из списанных унтер-офицеров, уезжая на Салоникский фронт, сказал на прощание: «Я вот уезжаю, а вы взлетите на воздух!» Тогда на эти слова никто не обратил никакого внимания. Теперь же они воспринимались совсем по-другому. Уже вовсю говорили о Ляпкове, которому якобы за взрыв крейсера предлагали сорок тысяч франков. Кроме этого вспомнили матросы и о том, что комендор Бирюков тоже в пьяном виде хвалился, что взорвет корабль и «все узнают, каков Сашка Бирюков!». К этим фактам добавились и многочисленные как действительные, так и надуманные факты, о которых сообщили следователям некоторые фельдфебели, кондукторы и штрафной матрос Пивинский.

Все это помогло следствию ограничить крут подозреваемых, а затем построить обвинение против восьми матросов, отвечавших за погреба или дежуривших в ту ночь.

Историки В.Я. Крестьянинов и С.В. Молодцов в книге «Крейсер «Аскольд» по этому поводу пишут. «Как было установлено следствием, взрыву предшествовали разговоры о взрыве крейсера Матросы вспомнили, что в конце марта 1916 года матрос С. Тимофеев, уезжая с «Аскольда» на Салоникский фронт, якобы сказал: «Счастливы, что уезжаем, а то поднимемся на воздух». Вспомнили на следствии и о Ляпкове, и о комендоре Бирюкове, который неоднократно в пьяном виде, разойдясь, хвастал, что взорвет крейсер, к чертовой матери.

В ночь взрыва на верхней палубе дежурили 4 часовых, вахтенный начальник, 2 вахтенных, 2 сигнальщика и 5 дневальных, а всего на корабле 26 человек. Поэтому посторонние пройти на крейсер незамеченными никак не могли. Тем более попасть в погреб мимо офицерских кают, где дежурили вестовые и находится дневальный. Дверь погреба была закрыта на замок, о чем свидетельствовал дозорный, а ключ хранился в ящике у часового. Найденный же в погребе ключ оказался поддельным.

Развод дневальных вахтенного отделения на дежурство в ночь с 19 на 20 августа проходил в полночь. Разводящий, унтер-офицер Н.Д. Бессонов, дойдя до фамилии Г.С Терлеева, спросил его, куда он хочет заступить. Терлеев попросился дневальным на бон. Некоторые дневальные обратили на это внимание. Обычно вахтенный унтер-офицер никогда не спрашивал, кому и куда хочется. Терлеев объяснил, что он заранее просился на бон, так как учился кататься на велосипеде, которых всегда было много на берегу.

Кроме этого, следствие установило, что дежурных дневальных Шестакова, Захарова и Сафонова в момент взрыва на своих местах не оказалось. В то же время дневальный Редикюльцев удостоверил, что перед взрывом в носовом гальюне находились несколько человек, одетых по форме дневальных. Что не было на месте Захарова и Шестакова, утверждал Пивинскии. Отсутствие Сафонова в машинном, отделении засвидетельствовал лейтенант Кршимовский. Выяснилось, что днем 19 августа, накануне взрыва Бешенцев и Захаров (хозяин погреба, в котором произошел взрыв) работали в погребе.

Захаров протестовал против показаний Ливийского, говоря, что он, как разряда штрафованных, не может давать показания и, кроме того, мстит ему, Захарову, за то, что был выдан команде как вор, и команда расправилась с Пивинским своим судом. Пивинский же утверждал, что Захаров — «самый скверный человек на крейсере».

Проведенная экспертиза установила, что 75-миллиметровый патрон можно взорвать с помощью шнура-фитиля для зажигалки. Кусочки такого фитиля были найдены подведенными к двум патронам на месте взрыва. У Бешенцева во время обыска нашли фитиль от зажигалки, оказавшийся короче, чем продается, на 20 см и которым он никогда не пользовался.

Следствию картина представлялась такой: унтер-офицер Бессонов распределяет дневальных по местам. Гальванеры Бешенцев и Захаров поджигают фитили. После этого все участники уходят на бак, как наиболее безопасное место, откуда они могли при взрыве легче всего спастись.

В конечном итоге, следственная комиссия пришла к выводу, что Захаров, Бешенцев, Шестаков, Сафонов, Терлеев, Бессонов, Ляпков, Бирюков, с помощью Андреева сбежавший с крейсера за три дня до взрыва, «достаточно изобличаются» в том, что «из личных выгод, сговорившись с неизвестными лицами, имеющими цель взорвать крейсер, устроили поджог в погребе боеприпасов». Комиссия постановила привлечь этих 8 человек в качестве обвиняемых к суду».

* * *

Следствие подошло к своему логическому концу, Найденову и его помощникам, в принципе, все уже было ясно.

На основании изложенного следственная комиссия пришла к заключению, что Захаров, Бирюков, Шестаков, Сафонов, Терлеев, Бессонов, Ляпков и Бешенцев достаточно изобличаются в том, что, войдя при посредстве сбежавшего с корабля комендора Андреева в сношения с неизвестными лицами на берегу, поставили себе целью взорвать корабль со всем личным составом, из личных выгод устроили поджог трех 75-миллиметровых унитарных снарядных патронов, из коих от поджога взорвался только один снаряд. Далее шло перечисление статей устава о наказаниях и постановление о привлечении указанных восьми нижних чинов в качестве обвиняемых. При этом главных обвиняемых было четверо: матросы Д.Г. Захаров, Ф.И. Бешенцев, Е.Г. Шестаков и А.А. Бирюков.

Подписано заключение материалов расследования было 8 сентября 1916 года. Подписали его четверо: Найденов, Петерсен, Ландсберг и Булашевич.

Несмотря на то что обвиняемые не сознались и заявили о своей готовности дать новые объяснения своим поступкам, капитан 1-го ранга Иванов 6-й 9 сентября утвердил заключение комиссии и предал указанных 8 матросов суду Особой комиссии.

Уже зная о своем переводе в Россию на адмиральскую должность и получив телеграмму, что его сменщик уже в пути, Иванов 6-й засобирался домой. Теперь он ждал только приезда сменщика, чтобы как можно скорее покинуть палубу неспокойного крейсера. При этом больше всего Иванов боялся, что сменяющий его Кетлинский задержится где-нибудь в дороге и ему самому придется решать вопрос с выносом приговора матросам-диверсантам, ибо кто знает, как это обернется для него в будущем. А потому в последние дни своего пребывания на «Аскольде» Иванов 6-й откровенно затягивал созыв суда. Тактика Иванова оказалась совершенно правильной, и он в нетерпении, дожидаясь приезда Кетлинского, так и не созывал суда, чтобы самому не утверждать заранее предопределенного по законам военного времени приговора диверсантам.

Следственное производство по делу о взрыве на крейсере «Аскольд» было закончено 10 сентября 1916 года и было представлено на заключение командиру крейсера Иванову военно-морским следователем Найденовым