Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если у него был ключ, у него не было необходимость приходить вместе с ней.
— Может, и так. Но если он пришел после нее, она должна была знать о его приходе. В комнате нет следов борьбы.
— Он мог прийти до нее и ждать. Она входит, он наносит удар. Потом душит, как вы сами сказали.
— Возможно. Но почему? Какой у него мотив?
— Может, он сумасшедший. Тогда ему не нужен никакой мотив.
— Ладно, но почему именно она? Откуда он мог знать, когда можно незаметно проникнуть в дом и подняться по лестнице? И зачем ему после всего этого вешать накидку в шкаф? В кошельке у нее были деньги, на комоде — безделушки. Ничего не пропало.
— Может, ему хотелось одурачить глупых полицейских.
— К чему столько суеты? Она мертва. Ему оставалось только уйти, и все.
— Госпожа Шрёдер думает, что она не водила мужчин.
— Госпожа Шрёдер думала, что и запах в комнате от дохлой мыши.
— Да? И что?
— Госпожа Шрёдер, по-моему, несколько отстала от жизни, сержант. Мисс Грин могла приводить к себе мужчин раз двадцать или тридцать, и госпожа Шрёдер об этом даже не догадывалась.
Биберкопф кивнул. Откинулся на спинку кресла.
— Ja, может быть, и так. — Он некоторое время смотрел в пол, затем поднял глаза на меня. — Так почему он ее убил?
— Не знаю.
— Ja, я тоже не знаю.
— Мы закончили? — спросил я. — Мы можем идти?
Мисс Тернер бродила по городу в поисках Греты Нордструм. Со слов Пуци, эта Грета была единственным человеком в Берлине, кто мог знать о встрече Гитлера в Тиргартене. Если кто-нибудь выслеживает Грету Нордструм, как выслеживали Нэнси Грин, мне бы не хотелось, чтобы мисс Тернер оказалась на его пути.
Биберкопф взглянул на меня.
— Я хочу знать другие имена, которыми вы располагать. Люди вроде мисс Грин, еще люди в Берлин, которые знать людей в списке.
— Я знаю только одно имя. Грета Нордструм.
Он кивнул.
— И Фридрих Нордструм тоже значиться в этот знаменитый список.
— Его сестра.
Биберкопф обратился к Пуци.
— Когда мы с вами разговаривать после Тиргартен, я ничего не услышать от вас о сестре.
— Я до вчерашнего дня тоже не знал о ее существовании, — ответил Пуци.
— И где она есть?
— Не знаю, — сказал Пуци. — Она проститутка.
— Зарегистрированная проститутка?
— Не знаю. Сомневаюсь.
— Нам сказали, — вмешался я, — что она иногда работает на доктора Гиршфельда. В Институте сексологии на…
— Ja, ja, Бетховенштрассе. Он что, знаменитость, этот профессор Гиршфельд?
— Моя помощница мисс Тернер отправилась туда после полудня, чтобы узнать, как разыскать эту женщину.
Биберкопф кивнул.
— И, может, когда она ее находить, эта Грета Нордструм, она то же мертвая, как мисс Грин.
— Надеюсь, что нет.
— Надеяться не вредно. Если ее сегодня убьют после того, как вы утром не назвали мне ее имени, нам с вами предстоит длинная беседа.
— Понимаю. Но сейчас-то мы можем идти, сержант?
— Сначала вам придется поехать на Александерплац. Мне нужны ваши отпечатки пальцев. Вас обоих. Я позвонить. Предупредить, чтобы они нас ждать. — Первый раз после появления в доме госпожи Шрёдер он улыбнулся. — В этом случае они вас не слишком сильно бить.
Всю дорогу, пока мы ехали в такси в полицейский участок на Александерплац, Пуци дулся.
— Жалко, Фил, — сказал Пуци, — что вы рассказали сержанту о Грете Нордструм.
Он посмотрел вперед на водителя и на полицейского в форме, которого Биберкопф отправил с нами, чтобы «мы не заблудились». В этом такси стекла между передним и задним сиденьями не было.
— Пуци, — сказал я, — люди гибнут. Если Нордструм в опасности, я не могу скрывать ее имя от полиции. А мисс Тернер разыскивает ее по всему Берлину. Что, если тот тип, который убил Нэнси Грин, задумал убить и Нордструм? И что, если мисс Тернер окажется там в самую неподходящую минуту?
— Да, Фил, конечно, я понимаю. Чего уж там. Только смерть мисс Грин, вполне возможно, не имеет никакого отношения к вашему расследованию.
— Она была связана с человеком из вашего списка. Он встречался с ней в тот день, когда стреляли в Тиргартене. И звонил ей за день до ее смерти.
— Гуннар славный парень, Фил, и он был по уши влюблен в эту девушку. Потом, он в Мюнхене. И никак не мог это сделать.
— Может, и нет. Но она умерла поразительно скоро после того выстрела. И тут, похоже, есть какая-то связь.
Пуци глянул на водителя и на полицейского.
— Какая связь?
— Не знаю. Но надо выяснить. И послушайте, Пуци, почему вам так не хотелось, чтобы полицейские узнали про Нордструм?
— Господин Гит… — Он снова взглянул на водителя и полицейского. — Фил, — сказал он, — джентльмен из Мюнхена политик. И очень важно, чтобы с его именем или с партией, которую он возглавляет, не было связано никаких скандалов.
— Он же не виноват, что эта женщина, Нордструм, проститутка.
— Нет, конечно, нет. И Фридрих не виноват. Но любой намек на скандал может нанести большой ущерб. Помните жену Цезаря?
— Нет, — сказал я, — не был знаком.
В участке у нас взяли отпечатки пальцев. А бить никто не собирался.
После этого мы взяли такси на Кёнигштрассе и поехали к Центральному телеграфу. Там пересели в другое такси. Хвоста, по-моему, за нами не было.
Три здания Института сексологии из светло-серого кирпича располагались на краю Тиргартена, под семью высоких дубов. Кабинет доктора Гиршфельда располагался в центральном здании. Пуци выяснил у дежурной, что доктор находится наверху, в музее. Мы поднялись туда по мраморной лестнице.
Остановились у кассы и заплатили две тысячи марок за входные билеты. У кассирши узнали, что Гиршфельд в задней части здания.
Дела у музея шли явно неплохо. По проходам бродили хорошо одетые мужчины и женщины, и с таким напряженно-внимательным видом, словно пришли полюбоваться на восстановленные скелеты динозавров. На самом же деле любоваться им пришлось на выставленные в ряд деревянные вибраторы и искусственные фаллосы всех форм, размеров и окрасок. Имелись там и фотографии голых людей, должно быть, самых что ни на есть «гуттаперчевых», чтобы проделывать друг с другом то, что они проделывали. В одной из витрин были выставлены напоказ пучки искусственных лобковых волос — желтых, черных, красных, рыжих. Среди них были даже ярко-бирюзовые. Все аккуратно расчесаны, взбиты и похожи на бесплотные бороды.