Такое Пенни уже видела – стоя перед зеркалом после изматывающих раундов экстаза. Но ее-то потом массировали и отпаивали выжатым вручную соком из свежих фруктов. Для содействия скорейшему восстановлению сил Макс не скупился ни на акупунктуру, ни на ароматерапию. А у этих девчонок не было ничего. Они загибались от удовольствия.

Глаза блестят, как стеклянные шары, закатившиеся в глубокие лузы под нависшими бровями. Одежда сидит как на вешалке, отяжелевшая и заскорузлая от подсыхающего пота. Губы безвольно распущены. А ведь лишь неделю назад именно эти женщины уверенно и раскованно вышагивали по Юнион-сквер. У Пенни не оставалось сомнений, что их увлечение новыми игрушками превратилось в опасную психопатическую одержимость.

Махнув рукой на правила обработки потенциального клиента, она выпалила:

– А знаете, мы прямо сейчас организуем групповой иск против «кончиков» за злоупотребления и непредумышленное причинение вреда!

Женщина проквакала ответ. Да-да, и эта реакция была знакома. Длительные циклы испытаний с их громкими стонами восторга частенько заканчивались пересохшей и ни к чему более не пригодной глоткой.

Вытянув худые шеи, соседки по очереди придвинулись ближе, интересуясь, чего затеяла Пенни. Как она могла видеть, эти любопытствующие зомби лысели со страшной силой, вне всякого сомнения от недоедания. На темечках отсвечивали проплешины. Пенни не преминула отметить про себя параллель с более ранней сексуальной революцией, создавшей аналогичные ходячие скелеты. Не так давно эти хромоногие доходяжки считались бы жертвами СПИДа.

Чтобы сплотить их и подхлестнуть боевой дух, Пенни заявила:

– Мы не хотим новых сексуальных игрушек!

Засовывая по планшету в каждую пару рук, она продолжала:

– Зато хотим привлечь «До самых кончиков» за преступления против женщин!

К этой секунде она уже перешла на крик:

– Интим-бутики на замок! Даешь денежную компенсацию!

Труповидная девица в голове очереди гулко сглотнула. Истончившиеся губы шевельнулись в попытке сформировать слова:

– Ты… хочешь… их позакрывать?!

Ее голос прозвучал писклявой сиреной ужаса. Очередь заворочалась, отзываясь кровожадным гулом.

Кто-то выкрикнул:

– Слышь, подруга! Я сначала стрекозку-то куплю, а уж потом засуживай их сколько хочешь!

В толпе подхватили:

– Я не знаю, кто она такая, но эта особа явно против женских прав на личное сексуальное удовлетворение!

Просвистел, забряцал по тротуару планшет, едва не угодив Пенни в голову. За ним вступил хор:

– Антифеминистка!

– Самоненавистница! Тела своего не ценишь!

– Девочки, я поняла! Она это специально, чтобы без очереди пролезть! Хамка какая!

– Ты бы лучше защищала наши права покупать «До самых кончиков»!

Со всех сторон на Пенни обрушился болезненный град из планшетов. Воздух загустел от шариковых ручек и бранных высказываний. Неудовлетворенно-разъяренная женская дивизия побивала девушку чтивом с романтическим вампиром на обложке. Еще минута, и они посбрасывают с ног свои «платформы», возьмут их в руки, и тогда… Верная смерть.

Пенни беспомощно выкрикнула:

– Вы стали марионетками Максвелла!

Прикрывая голову локтями, заголосила:

– Он делает из вас рабынь!

Толпа нахлынула; бесчисленные руки ухватили Пенни за волосы и задорную микроминиюбочку «Бетси Джонсон». Скрюченные пальцы оплелись вокруг запястий и щиколоток; Пенни почувствовала, что ее растягивают. Под крики «деспот!», «тиран!» и «синий чулок!» ей пытались оторвать руки и ноги. Разодрать на клочки.

В небо взмыл истошный вопль:

– Я уже не сижу на героине!

– А я сбросила тридцать кило!

– Спасибо «кончикам»!

Почти неслышный на общем фоне, щелкнул замок. Скрежетнул отодвигаемый засов.

Тоже почти никем не замеченный.

– Магазин… – выдавила Пенни. Теряя последние силы в отчаянной попытке спастись, ловя ртом воздух, прошептала: – Магазин открыли…

Это сообщение и спасло ей жизнь. Тысячи взволнованных покупательниц затопили этажи большого розового здания. Уроненная на тротуар, Пенни свернулась в защитную позу младенца в материнской утробе, а кругом стучали и гремели «платформы», увлекая своих владелиц к веселым «кончикам», но невеселому концу.

* * *

Тем вечером Пенни скользнула в удобнейшую фланелевую пижамку от «Эл-Эл-Бина». В постель забралась рано, устроившись там в компании бокала «Пино-гри» и не самым маленьким числом синяков формой и размером с планшет. После бесславно и преждевременно оборвавшейся миссии по привлечению истиц она вернулась домой удрученная. Кругом болело. Хорошенькую микроминиюбку бесцеремонно помяли чужие грубые руки, а плащ от Версаче и вовсе превратился в лохмотья. Она порылась в карманах, выгребая оттуда мелочь и жевательную резинку, после чего отправила вещицу в мусорное ведро. Среди содержимого оказался и бледно-зеленый листок, врученный давешним эмоционально несдержанным незнакомцем в парке.

«Звоните днем и ночью, – напомнил флаер. – Вознаграждение гарантировано».

Лежа в постели, Пенни разгладила бумагу. Отставила бокал в сторону и взяла с прикроватной тумбочки мобильник. Мужской голос откликнулся после первого же гудка.

– Бренда?

Да, это он, тот самый незнакомец. Запястье еще саднило после его цепкой хватки.

– Нет, – печально отозвалась Пенни. – Мы с вами сегодня утром встретились.

– В парке, – вставил он и добавил, что помнит ее – единственную нормальную женщину, кого он видел за весь день. Точнее, за последнюю неделю.

– Ежедневно, – потерянно стенал мужчина, – ежедневно я меряю шагами очередь на Пятой авеню, отыскивая, высматривая… Бренды нет…

Тщательно подбирая слова, Пении подталкивала его на откровенность.

– Она исчезла, да? Как же это произошло?

Из мужчины хлынула скорбная повесть, замешенная на чувстве вины. Оказывается, он сам купил жене «кончик». Всего-то подарок на именины: артикул 2788, «Скипетр экстаза». Милая Бренда зарделась от смущения, когда развернула упаковку в набитом ресторане, но он мягко успокоил ее словами ободрения и участия: «Да пользуйся, чего уж там!» «Только не здесь», – добавил он.

Перед внутренним взором Пенни вспыхнула сценка во французском ресторане, организованная вокруг парочки перуанских камешков. Нахлынувший стыд пришлось запить большим глотком охлажденного «Пино». Лежа на кровати, она разглядывала синяки на руках, переливавшиеся всеми цветами радуги, от красно-розовых тонов до багряно-лиловых. Припомнилась парижская атмосфера; ах, такое впечатление, что она полжизни провела в синяках и в постели, попивая вино. Мысль тут же перескочила на «Мелани Гриффит»: вот что, должно быть, та чувствует.