– Да, здесь хорошо. Амелия, я хотела увидеться с вами, и не жалею, что приехала. Вы были очень милой юной девушкой, однако сейчас я вижу перед собой молодую мать, удивительно красивую, особенно в этом желтом платье, таком простом и в то же время очаровательном, как и вы.

Императрица любовалась Амелией, затем перевела взгляд на маленького мальчика. Тот замер, глядя на нее.

– Благодарю вас за то, что вы часто пишете мне, Амелия, хоть я вам и не отвечаю. Смерть отбирает у меня всех, кого я люблю. Моего сына, а зимой – графа Андраши… Весной – Элен, мою сестру. Я живу в окружении призраков. Может быть, я сама – призрак, призрак малышки Сисси де Поссенхофен.

Амелия тактично промолчала, однако нежно сжала руку императрицы.

– Расскажите мне о себе, моя милая. Меня очень расстроила весть о гибели маркизы де Латур, однако решение, которое принял ее супруг касательно вас и о котором вы сообщили в письме, меня удивило. Что происходит на самом деле, в каких вы с ним отношениях?

– Между нами дружеские отношения, но мы избегаем друг друга, ваше величество. Я забочусь о его тете Каролине, и он признателен мне за это. Маркиз проявил невероятную доброту. Он предлагает мне свое гостеприимство до тех пор, пока мне не наскучит в Бельвю. Кроме того, он пообещал мне позаботиться о будущем Эмманюэля, его крестника.

– Он выполняет свои обещания, – сказала императрица, наклонив голову и любуясь купающимся в золотистых лучах солнца поместьем. – Эдмон де Латур показался мне своеобразным мужчиной: настоящий оригинал, антиконформист[20]. Таким был и мой горячо любимый отец. Я хотела бы побеседовать с ним, Амелия.

– Думаю, мы найдем его в конюшне. Кобыла должна ожеребиться…

– Ну, в конюшни я дорогу знаю. Представьте Эмманюэля графине. Она будет счастлива вас увидеть. И скажите кучеру, что я скоро вернусь.

Амелия покорилась воле государыни, стараясь скрыть печаль, которую она испытывала, чувствуя, что Сисси, погруженная в глубокую меланхолию, отдалилась от нее.

Полчаса спустя они попрощались. Маленький мальчик с удивлением наблюдал за этой сценой: впервые он видел, как его мама плачет.

* * *

Из состояния оцепенения Амелию вывело появление Колетты: служанка вышла на крыльцо в своем сером платье и белом фартуке с оборками. Баронесса проводила взглядом удалявшуюся роскошную черную карету. У нее не хватало духу вновь окунуться в мирное течение своей жизни.

«Может быть, мне это приснилось? Ее величество приезжала на самом деле? Боже мой, как бы я хотела сжать ее в объятиях, удержать еще хоть на мгновение…» – думала она, не слыша окликов няни.

– Мадам баронесса, полдник Эмманюэля готов!

Наконец эти слова дошли до ее сознания. Она поцеловала ребенка в лоб и отпустила его руку.

– Скорее иди к Колетте, дорогой.

Как только ее сын оказался рядом со служанкой, Амелия торопливо направилась к конюшням. Она должна была поговорить с Эдмоном, узнать, виделся ли он с императрицей.

Молодая женщина представляла себе худшее. Государыня, изнеможенная, опустошенная следовавшими одно за другим трагическими событиями, снедаемая печалью и словно равнодушная ко всему миру, могла упрекнуть маркиза ввиду необычности сложившейся ситуации.

«Если Эдмон признался, – а он на это вполне способен, – в том, что живет в охотничьем домике… А может быть, Сисси известно о моей тайне, сердечной тайне, которую я оберегаю, как только могу…»

Задыхаясь, она подбежала к одному из конюхов.

– Где месье? – крикнула она. – Где месье маркиз?

Изумленный юноша указал на центральное строение, предназначенное для ожеребившихся кобыл. Амелия, вбежав внутрь, удивилась, прежде всего, царившей в этом, как казалось на первый взгляд, пустом помещении полутьме и характерному запаху конюшни.

– Эдмон? – прошептала она. – Эдмон…

– Я здесь, в глубине конюшни, по эту сторону, – послышался голос маркиза.

Амелия обнаружила его сидящим на соломе: маркиз склонился над жеребенком медового цвета. Стоящая рядом с ним кобыла нюхала своего детеныша.

– Красавица! – с гордостью объявил Эдмон. – Ее зовут Блондинка. Кличку придумала сама императрица Австрии! Не подходите, Амелия, я выйду. Мать и ее пока еще беспомощная девочка больше во мне не нуждаются.

Он поднял голову и улыбнулся. Его янтарные глаза горели такой страстью, что Амелия вздрогнула. Когда он подошел к ней, ее с такой силой потянуло к нему, что она уткнулась лбом в его плечо. Его руки сомкнулись у нее на спине… Такие теплые, ласковые руки.

Амелия не сопротивлялась. Она не знала, что объятия могут быть уважительными. Маркиз нежно расцеловал ее в щеки, но не коснулся губ.

– Прошу прощения, я не смог устоять, – выдохнул он ей в ухо, после чего отступил.

– Я не сержусь на вас, Эдмон, – сказала она. – К тому же это я должна просить у вас прощения за внезапное вторжение. Но меня так поразил визит императрицы… и в то же время я расстроилась. Все произошло так стремительно и трогательно… Скажите мне правду: я должна уехать, отправиться в Коньяк вместе с Нани?

– Боже мой, Амелия, успокойтесь! Кто же сможет заставить вас уехать? И вы ведь обещали, что не покинете меня!

Эдмон больше не мог выносить пытку, которой подвергал себя вот уже почти два года. Он смотрел на молодую женщину, словно мучимый жаждой заблудший путник, который наконец нашел правильный путь.

– Вы так красивы! – добавил он. – Я был глуп, когда принял решение лишить себя вашей красоты: это словно перестать любоваться розой из страха уколоться о ее шипы.

– Да, достаточно было бы к ней не прикасаться, – тихо произнесла Амелия. – Эдмон, не будет ли бестактностью с моей стороны поинтересоваться, о чем вы говорили с ее величеством?

– Конечно нет, ведь речь шла о вас. Сисси – я предпочитаю называть ее так – удалось утешить меня. Поскольку она была удивлена и даже упрекала меня в том, что я создал невыносимую для вас ситуацию, я открыл ей свое сердце; глядя в ее прекрасные глаза, полные отчаяния, я почувствовал, что освободился от удушающей тяжести. «Мы – жертвы роковых обстоятельств, – сказала она мне, – а не их виновники». Затем добавила, ласково и в то же время серьезно: «Если вы так любите Амелию, пришло время сказать ей об этом». Я ответил, что последую ее советам, рискуя при этом поставить вас в неловкое положение в случае, если вы не можете ответить мне взаимностью…

Молодая женщина покраснела, однако, собравшись с духом, спросила:

– И это все?

– Не совсем. Мне было велено жениться на вас, если вы все же хоть немного меня любите.

Маркиз улыбался. От нахлынувших чувств Амелию стала бить дрожь. Они были одни в глубине конюшни, одни в этой укрывающей сообщников темноте. Однако у нее не было никакого желания уходить отсюда, от этого магического круга, в котором они оба оказались.