Он все еще терзался из-за того, как вел себя все дни после возвращения из поездки. Нельзя винить Эмму за то, что она оставила его. Он так ужасно обращался с ней!

Эмма потерлась о его спину, придвинулась ближе и прошептала во сне его имя. Когда она забросила ногу на ногу Джейсона, он пришел в себя настолько, чтобы понять, что Эмма обнажена. После их свадебного путешествия она ни разу не ложилась без ночной рубашки.

А в те дни, в Наруме, он не единожды за ночь поворачивался к ней и будил ее. И ночи их были чудесны. По крайней мере в постели он умел сделать ее счастливой.

Что ж, вот сейчас он повернется к ней… Но его остановила пронзительная боль в руке.

Впрочем, всего лишь на мгновение. Больная рука не могла быть серьезным препятствием на пути его желания. Джейсон решил, что не сможет остановиться, даже если его рука отвалится.

Медленно, осторожно он повернулся на бок. И Эмма, просыпаясь, повернулась к нему.

Пусть она его не любит, все-таки она выбрала его. И она хочет его, ее тянет к нему сильнее, чем к тому человеку. А это означает, что она будет принадлежать ему, Джейсону.

А он уже сделал свой выбор.

Джейсон проснулся на рассвете. Проснулся от боли. Его рука как будто побывала в мясорубке. И голова у него болела, как, впрочем, и все тело. Краем глаза он увидел, что Эмма спит, свернувшись калачиком, как ребенок.

— Ты виновата, — пробормотал он, криво улыбаясь. — Ты меня окончательно вымотала.

Он выбрался из-под простыни и проковылял в медицинский кабинет, где обработал рану, сделал себе укол антибиотика и проглотил несколько болеутоляющих таблеток. Ему захотелось выйти на крыльцо и полюбоваться восходом солнца, но он вовремя вспомнил, что не одет. Он и так уже успел шокировать население Тиндли. Нет сомнений, что известия о событиях вчерашнего вечера уже несутся по городу со скоростью скаковых лошадей.

Ну и ничего страшного. По крайней мере все закончилось хорошо. Эмма вновь дома, в постели Джейсона, а Рэтчитт… Стоит надеяться, что он исчез. Навсегда.

Джейсон с трудом поднялся по лестнице и буквально столкнулся с Эммой, выбежавшей из спальни в костюме Евы.

— Ой, Джейсон, вот ты где! — воскликнула она. — Я проснулась, а тебя нет. Я испугалась. Ты зачем спустился? Может быть, хочешь чаю? Или позавтракать?

Она смешалась и покраснела. Джейсону всегда нравилось, когда она краснела.

— Пойдем обратно, — предложил он и взял Эмму под руку.

Только бы болеутоляющее быстро подействовало…

Вспыхнувшие глаза Эммы выдали, что его идея не вызывает у нее отвращения. Однако она слабо попыталась возразить:

— А как же твоя рука?..

Он криво усмехнулся.

— Ночью тебя моя рука не очень заботила.

Она вспыхнула еще сильнее.

— Джейсон, это было… невероятно. Но я знала, что так оно и будет.

Он удивленно вскинул брови.

— Знала? Откуда?

— Ох, Джейсон… — Она положила ладони ему на грудь, приподнялась на цыпочки и легко поцеловала его в губы. — Помнишь, ты когда-то говорил, что секс может и не сопровождаться любовью?

Он внутренне напрягся.

— Но тогда же ты добавил, что любовь усиливает ощущения.

Он смотрел на нее сверху вниз, и в его сердце зашевелилось некое чудовище, именуемое надеждой.

— Эмма, что ты хочешь этим сказать?

— Что я люблю тебя, Джейсон.

Он сглотнул слюну. И еще раз.

— Ты… ты такого не сказала бы, если бы это было неправдой?

— Нет, дорогой. Даже если прожила бы миллион лет.

Боже…

Но его спасли ее губы, ее ласковые, любящие губы. Они вызволили его из пучины полного смятения и увлекли туда, где тела мужчины и женщины сливаются воедино и сердца бьются в унисон, где не существует ничего, кроме любви и отчаянной потребности друг в друге. Они оказались в постели, чтобы дать волю своей любви, той потребности, что существует в мире со времен Эдема. А потом они долго лежали, сжимая друг друга в объятиях и отдаваясь любовной истоме.

Джейсон не чувствовал боли. Он испытывал ишь сладчайшее из наслаждений. С ним случилось чудо. Эмма любит его. И теперь все будет хорошо.

— Эмма, когда ты почувствовала, что любишь меня?

И услышал поразивший его ответ:

— После встречи с Аделью, но окончательно уверилась в этом вчера вечером. Джейсон, твое признание потрясло меня. Я не могла поверить. Если быть до конца честной, я не думала, что у нас есть будущее. Наши отношения казались мне какими-то нереальными.

— Нереальными? В каком смысле?

— Джейсон, разве ты не знаешь, каким представляешься со стороны? И как такой человек, как ты, мог бы смотреть на бедную провинциальную девочку? Когда ты в первый раз пришел к тете Айви, я только взглянула на тебя и… ахнула.

Джейсон был потрясен.

— Но ты даже не смотрела на меня!

— О, что ты! Я смотрела. Украдкой. А потом думала о тебе. Но не как о живом человеке. Ты был для меня кем-то вроде кинозвезды. О тебе приятно было грезить. Как-то раз я поняла, что жду твоих посещений, чтобы только снова взглянуть на тебя. Я недоумевала, что заставило тебя поселиться в нашем убогом городке. Тебя — модно одетого, элегантного, образованного. Я старалась представить себе женщину, которая стала бы твоей женой. Вот почему я была так поражена, когда ты сделал мне предложение. Я никак не соответствовала типу твоей будущей жены, который создала в воображении. Вот Адель — другое дело. Она идеально вписывалась в этот образ. Боже мой, какими ужасными были те два дня, что ты провел в Сиднее! Не знаю, как мне удалось пережить этот ад. Я очень хотела, чтобы ты меня любил, скучала по тебе. И вдруг в моей жалкой лавке появляется эта шикарная женщина и заявляет, что ты ни за что не станешь хранить верность такой маленькой дурочке, как я, и что ты провел эти дни в ее постели. Когда она ушла, мне хотелось крушить все, что попадись под руку. Меня пожирала ревность, я не мог трезво оценить ее слова. Она много чего наговорила, но важным для меня было только то, что ты занимался любовью с ней, не со мной. Я только плакала, плакала, плакала… И тогда стало ясно, что я прикипела к тебе очень сильно, сама не отдавая себе в том отчета.

Джейсон признался себе, что и сам испытывал такие же чувства.

— Поверь, со мной было то же самое, — горячо заговорил он. — Меня охватил непередаваемый ужас, когда я узнал, что Адель побывала у тебя. Уже тогда я должен был догадаться, что люблю тебя. А мои глаза открылись только в день нашей свадьбы, когда я увидел, как ты идешь к алтарю. Честно скажу, я тогда обезумел.

Эмма покачала головой.