В конце концов девушка совсем разозлилась и в сердцах швырнула карты на стол. В этот момент открылась дверь кабинета — Лена даже вздрогнула от неожиданности. Вопреки ее ожиданиям, какое-то время никто не появлялся; похоже, ее кавалер и Эмма никак не могли оторваться друг от друга. «Ну что ж, — сказала Лена мысленно своему ухажеру, — не стремишься ты ко мне, ну и не получишь ничего!» Она быстренько свернулась калачиком в кресле и закрыла глаза, будто спит уже давно и крепко. «Даже возможности попробовать!» — добавила она и, удовлетворенная своей местью, внутренне улыбнулась.

— Возможно, на нее действует погода. Многие, как сурки в спячке, засыпают под дождевыми или снежными тучами, а они сегодня над нами ходят табунами, — предположил Оборотень.

— Или чинзано было слишком много… — с доброй улыбкой не согласилась с ним Эмма. — И что мы будем с ней делать? Будить? Жалко. Может, ты отнесешь ее наверх и положишь спать?

Оборотень глянул на часы и без лишних комментариев склонился над девушкой. Он аккуратно поднял ее и взглядом показал хозяйке, что идет наверх.

— Вторая дверь по коридору — большая гостевая, — собирая только грязную посуду со стола, в основном Ленину, сообщила Эмма и вдруг добавила: — Первая — маленькая одиночка.

— Я выбираю вторую дверь, — то ли сообщил ей через плечо, то ли спросил разрешения парень.

— Нет проблем. Брось ее там на кровать. Она все равно проснется, сама потом и разденется, а ты возвращайся, еще поболтаем.

— Нет. Спокойной ночи! — уже с лестницы промычал парень.

— Я не сомневалась в тебе, Оборотень, — пробормотала Эмма себе под нос, парень ее уже не слышал. — Тебе спокойной ночи я пожелать не могу. Я же знаю, что у тебя другие намерения!

Женщина подошла к бару, достала бутылку метаксы и вернулась к столику.

— Ну, нас ждут интересные события, и уже совсем скоро, — бормотала она сама себе, наливая коньяк в бокал. — Для кого-то они вполне могут стать концом его света. И я не знаю для кого. Но будет интересно. Пока есть время, можно выпить. Потом придется держать голову в рабочем состоянии. За появление интересного в развитии жизни!

Женщина-облако подняла бокал и залпом осушила его содержимое.

* * *

Что-то постоянно щекотало то нос, то щеки, то лоб. Было неуютно, очень холодно и сыро, очень жестко. Спина болела, правый бок, на котором он лежал, и правая нога совсем не чувствовались. Он попробовал скрючиться еще больше, засунуть ладони между ляжками, чтобы не так мерзли. Кажется, правая рука, как и нога, не хотела шевелиться. Впрочем, может, пока только оттого, что он ее отлежал, а не от холода? Очень болела голова. Вдобавок ко всем «прелестям» его бытия что-то твердое в кармане мешало собраться в кучку, чтобы спрятаться от дальнейшего замерзания.

Он неохотно вытащил руку, зажатую между ногами, и попробовал отторгнуть лишнюю деталь. Деталь была гладкая и очень холодная. Цилиндрическая, с горлышком. Бутылка… Он, дрожа всем телом и сильно страдая от затекших конечностей и умопомрачительной головной боли, повернулся на спину и поднял над собой бутылку.

Было очень темно. Далеко вверху туманно маячил кусочек неба, обрамленный черными ветвями голых деревьев. Ветки бешено дрались между собой, но это ничуть не мешало довольно крупным снежинкам медленно опускаться сквозь них на землю. На фоне темного желтоватого неба снежинки казались черными хлопьями сажи. То, что это были снежинки, он догадался только по холоду. Поднятая высоко бутылка тоже показалась черной на фоне ночного неба, но все же она была прозрачной и полной какой-то жидкости. Это могло быть только одно — средство, которое спасет его. Он довольно шустро сел и еще работающей левой рукой, зажав бутылку под мышкой, быстро сорвал и открутил пробку. Да! Это была водка.

Совсем скоро спасительное тепло потекло по пищеводу. Чуть погодя радость распространилась в каждую клетку. Снежинки даже забавно пощипывали уже теплый нос. Более того, они таяли, только прикасаясь к его коже. Мир вокруг был, конечно же, омерзителен и несправедлив, но уже не так страшен и фатален, как десять минут назад. Правда, подсознание вопило о том, что они как-то сильно накосячили.

Он залил в себя одним рывком еще добрых грамм сто пятьдесят огненной воды и, пошатываясь, встал на ноги. В какую сторону идти? Он не имел об этом ни малейшего понятия. Он снова сел прямо на землю — все же ноги пока еще как-то плохо его слушались, подумать о планах можно было и сидя. К тому же так минимизировалась вероятность случайно уйти в противоположную сторону. Для того чтобы еще уменьшить головную боль и судороги в отходящих от затекания ногах, он снова опрокинул бутылку кверху донышком.

Он вспомнил, что с ним был Корч — здоровенный мужичина, не очень умный, но очень исполнительный. Но куда он делся и он ли виноват в том, что происходит с ним, со Шнырем, он еще не вспомнил. Предательство? Нет, не может быть! Не верилось. Шнырь посмотрел на полупустую бутылку в своих руках… Где-то он это уже видел. Видел сегодня. Да! Вспомнил. Был еще незнакомец, вышедший из леса.

А где же Корч? Сговор и предательство? Или Корч тоже где-то страдает? Но как-то тяжело было поверить в то, что тот пьяный придурок одолел громилу Корча.

— Корч! Твою мать! Ты где? — завопил в темноту что есть мочи Шнырь и сам испугался своего неожиданно громкого крика.

Опасливо оглянувшись по сторонам, он сделал еще один большой глоток и уже более уверенно поднялся на ноги.

— Корч! — снова позвал в темноту Шнырь.

Ему становилось страшно от этой подозрительно молчащей темноты, от этих тупых снежинок, летящих на него, как зомби, без сомнений и эмоций. Его угнетали и пугали деревья, раскорячившие свои острые ветки везде, куда бы ни ткнулся человек, желающий всего-навсего найти свой человеческий мир или хотя бы согреться.

— Корч, твою мать! Корч! — кричал человек, пытаясь разрушить если не весь этот кошмар целиком, то хотя бы тишину.

Когда он в первый раз услышал где-то в стороне в лесу свое имя, не поверил, решил, что показалось, что это шум ветра надул то, что ему очень хотелось услышать. Когда призыв повторился, он остановился и прислушался. Крик снова повторился. На этот раз не было сомнений, что зовет его Шнырь, — в этом его убеждало такое знакомое и родное сопровождение «твою мать!».

— Э-э-э! — закричал Корч и попробовал побежать в сторону голоса.

Попытку тут же пресекли в прямом смысле упругие и холодные ветки. Поначалу на импульсе Корчу удалось пробиться на несколько метров, но на ровный напор и постоянное движение его не хватило. Пришлось остановиться и снова идти, обходя завал за завалом, дерево за деревом. А так он ходил уже неведомо сколько времени, и это порядком надоело.

Сознание к нему вернулось как-то вдруг. Вот было Ничто, и — бац! — перед глазами качается колючая темная ветка. Он сел, и в тот же миг он ощутил резкую боль в районе носа. Он дотронулся до этого места. Пальцы стали влажными, липкими. Это была кровь. Она сочилась из небольшой рваной ранки под волосами надо лбом. В общем это была ерунда по сравнению с тем, что он совершенно не знал, где находится и куда идти. Понятно было только одно: тот ублюдок их обвел вокруг пальца. Наверняка он вырубил и Шныря. В какой стороне база, он тоже не знал.