– Тебе бы понравился «хвост» за спиной? Вот и мне тоже.

– Не борзей, плохо кончишь. Нашел, блин, с кем равняться. Погоди, мне позвонить надо.

* * *

Доброхотов и Алеф узнали о случившемся почти одновременно. Каждому оно представлялось по-разному.

Доброхотов сделал вывод, что Стропило и его люди перемудрили. Застрелили доверенного сотрудника Алефа, а Телец все равно просочился между пальцами. Если теперь олигарх-изгнанник выяснит, кто виноват в гибели Никанора, он начнет самую настоящую войну. В виновность Воробьева никто не поверит, если он лично или через посредников сдаст хозяину бычка.

Алефу доложили другую версию, основанную на показаниях подручных Никанора. Оба они понятия не имели о цели визита в Останкинскую башню. Оставались снаружи, как им было приказано, потом в течение четверти часа следовали за «девяткой».

Убедились, что операция прошла гладко, в их помощи нет нужды. Отстали, как планировалось. На следующий день вдруг узнали, что Никанор убит, а Воробей исчез неизвестно куда.

В виновность старого знакомого Алефу трудно было поверить. Олигарх по-особому относился ко всем, кто начал работать на него еще до славных дней и лет. Про себя он считал их почти родственниками. Правда, это не помешало ему несколько лет не вспоминать о Воробьеве. Домогательства Генеральной прокуратуры, запросы через Интерпол и прочие дрязги полностью переключили на себя все его силы, его недюжинный ум.

Воробей не был нужен, как и многие другие.

Последние несколько лет нужны были адвокаты, причем местные, французские, досконально знакомые со здешним судопроизводством…

Воробей – пожилой мужик, не приученный стрелять и бегать. Неужели польстился на блеск Золотого Тельца? Тогда почему это не случилось раньше? Обиделся на долгое забвение? Ему, оказывается, не выплачивали денег. Недосмотр, черт возьми.

Как всякий «умелец», Воробей – одиночка, замкнутый по натуре человек. Такие люди иногда теряют чувство реальности, накручивают сами себя, и положение вещей представляется им в неоправданно черном свете. Не ему одному из сотрудников пришлось несладко. Но остальные продолжали держаться вместе, и вместе им было легче пережить трудные времена. А он торчал один в своей квартире и чувствовал себя выброшенным на помойку. И вдруг в такой ситуации ему представился шанс доказать, чего он стоит. Скорее всего он не хотел убивать Никанора, все красиво рассчитал, как рассчитывал свои уникальные устройства. Но люди – не колесики, не винтики. План дал сбой, и пришлось стрелять. Теперь, конечно, он переживает стресс. Убить человека для него совсем не то, что для других.

Впрочем, может быть, он, Алеф, возводит напраслину на старого Воробья? Может, всему виной происки врагов, перехвативших Тельца, и вскоре милиция обнаружит в лесу еще одно тело?

– Десять раз его предупреждал. А он решил, это мелочи жизни, пустые хлопоты. Теперь вот ткнут мордой в «рентген», и никуда не денется. Как миленький расскажет, где и от кого получил.

– Как вы меня достали! Дела на копейку не сделано, а дерьма уже выше крыши. Вывези его за город, знаешь куда. Пусть отдохнет. В Останкино чтоб носа больше не показывал.

– Так они ж его данные знают. Начнут разыскивать.

– Ну и на здоровье. Не найдут.

– Значит, увезти. Я правильно понял?

– Правильно! – раздраженно огрызнулся Стропило. – Меня всегда надо понимать буквально! Ситуация прояснится – тогда будем видеть.

Вернувшись в комнату к Дорогину, Кащей нарисовал своими тонкими губами улыбку. На его худом, туго обтянутом желтовато-серой кожей лице не было ни единой морщинки. Но гримаса гнева, раздражения, фальшивой или натуральной радости напрягала одни лицевые мышцы и расслабляла другие. Кожа сразу покрывалась косыми складками, как тонкая упаковочная пленка, когда ее стягивают.

– Все уладят, должно обойтись. Главное – несколько дней никуда не высовывать носа. Отдохни пока, отоспись, а вечером поедем за город, чтобы не киснуть здесь в выходные.

В дверь вдруг позвонили. Кащей недоуменно оглянулся и приложил палец к губам, мол, веди себя тихо. Направился в прихожую.

Несколько секунд все было тихо – очевидно, он изучал гостя в «глазок». Потом замок щелкнул, дверь скрипнула на петлях. Сергей услышал матерную ругань сквозь зубы и знакомый голос:

– Пусти! Совсем охренел.

Выскочив в прихожую, он увидел, что Кащей уже захлопнул дверь и крепко держит Веру за локоть, выкручивая ей руку.

– Потише, начальник, – предупредил Сергей.

– Тебя кто звал, профура? – шипел Кащей в лицо миниатюрной красотке, которую сам же недавно сватал Дорогину. – Снюхались?

Вера была явно не робкого десятка. В ответ на оскорбление она с размаху ударила Кащея сумочкой по лицу. Он не остался в долгу, закатил ей пощечину. Силу удара явно не рассчитал – фигурка с осиной талией и копной взбитых платиновых волос отлетела к стенке, задев и разбив вдребезги зеркало.

Тут уж Дорогин не стерпел. Ради дела он на многое мог закрыть глаза. Но только не на рукоприкладство по отношению к женщине. С тех пор как Тамара тяжело заболела, он особенно отчетливо чувствовал женскую слабость, беззащитность, часто скрываемую под напускной бравадой.

Нокаутирующий удар в челюсть свалил Кащея с ног.

– Получил, козел? – взвизгнула Вера, пиная своего обидчика каблуком туфельки.

Кащей никак не прореагировал, и она испугалась.

– А ты его не слишком сурово? – распахнула она голубые с прозеленью глаза в сторону Дорогина. – Еще останется инвалидом.

– Головной болью обойдется. Эта публика живучая.

– Пошли. Сваливаем отсюда.

– Куда, зачем? Очухается, будет вести себя поприличней, – нагнувшись, Дорогин забрал у бесчувственного Кащея «ТТ» с полной обоймой.

– Ты в самом деле дурак или прикидываешься?

На башне им ловить уже нечего, значит, ты им не нужен. А кое-что лишнее успел узнать…

– Да ничего я не успел, никого, кроме него, в глаза не видел, – кивнул Дорогин в сторону Кащея.

– Я с утра нутром чувствую – тебе грозит опасность. Что он тебе сейчас говорил, какие пел песни?

– Не знаю, как насчет меня, но ты уже нажила себе кучу неприятностей. Надо было послушать под дверью и не звонить, раз уж я здесь не один.

Зачем вмешиваться в мужские игры, без пол-литра все равно не разберешься.

– Еще неизвестно, кто здесь кого перепьет, – гордо задрала подбородок Вера.

Она еще раз с сомнением поглядела на Кащея, гораздо больше похожего на труп, чем на живого человека.

– Пульс пробовал? Ладно, черт с ним, в натуре. Давай о тебе. Менты наводили на башне шмон?