Персии, чей сын Широе, вскоре после убийства отца, должен был заключить мирный договор с Восточной Римской империей (Византией). Он отправил также послов к римскому императору Гераклию (Ираклию), только возвратившемуся из персидской кампании; к правителям Абиссинии, Сирии и Египта; и к христианским племенам в Йемен. Перечисленные лица придавали небольшое значение посланию от сына пустыни, отнеслись к нему легко, возможно, считая, что ничего серьезного за этим письмом не последует.

Мусульмане не оправились от своего разочарования в «победе» над жителями Мекки, и Мухаммед подумал, что он должен каким-то образом восполнить то ожидание добычи, которую он обещал, но не дал. Он пристально присмотрелся к достаточно агрессивному поведению некоторых соседних племен, в действиях которых можно было усмотреть повод для набега, но ничего такого не происходило. И лишь по истечении долгих месяцев ожидания он выбрал себе мишень для атаки — иудеев в плодородных землях Кейбара в трех-четырех днях пути на северо-восток от Медины. Приветливый край был испещрен укрепленными крепостями, ухоженная земля радовала взор, поскольку люди вели здесь хозяйство с незапамятных времен, даже несмотря на то, что их окружали соседи, мало знакомые с оседлым, рачительным образом жизни. Хозяева этого края имели все основания видеть в мусульманах своих непримиримых врагов и вели нескончаемые переговоры с племенами бедуинов, с которыми у них были давние и крепкие союзнические связи. Вот против этого народа и пошел войной Мухаммед всей своей неумолимой ратью. Один за другим падали перед ним укрепленные города, пока наконец перед ним не оказалась крепость, самая грозная из всех, с которыми приходилось доныне сталкиваться мусульманам. Казалось, она выдержит любые удары. Осада была долгой и длилась до тех пор, пока Али, сын Абу Талиба, не принял командование. И успех был достигнут (628 г. Р.Х.). Последовало обычное в таких случаях кровопролитие, хотя и не столь жестокое, как порой бывало, и богатая добыча — выше всяких ожиданий — была поделена между счастливыми захватчиками. Она включала деньги, драгоценности, стада овец и верблюдов, мед, масла, финики, злаки и всевозможные сокровища, до которых столь падки арабы. После такого подарка судьбы, ропот из-за сомнительной «победы» над Меккой сменился ликованием.

Мусульмане почувствовали себя в нужном состоянии духа, чтобы насладиться обещанным паломничеством в Мекку. Намеченный день близился, и подобающие случаю приготовления начались (629 г.). 60 верблюдов выступили сразу. Помимо погонщиков, в путешествии приняло участие на несколько сотен человек больше, чем в предыдущий раз, причем каждый, как было оговорено, вооружился только мечом. Правда, ради вящей предосторожности, запас оружия перевозился отдельно. Кто как не Мухаммед разбирался в коварной арабской натуре, однако предпринятые им меры оказались ненужными, поскольку Курайшиты честно выполняли статья договора. Не оказывая противодействия, жители города покинули его и укрылись в холмах, поселившись в шатрах или шалашах, и глядя вниз на странный церемониал, который разворачивался на улицах оставленного ими города. Где и когда случалось раньше подобное? Или после? Когда еще население добровольно покидало свои дома, дабы позволить толпе исповедующих религию, к установлениям которой они были настроены враждебно, войти и занять — не только улицы и дома, но и храмы, и алтари?

Теперь посмотрим на паломников. Сам пророк, одетый в ихрам, гордо едет верхом по своему родному городу, на той же верной верблюдице, что за семь лет до этого перевезла его на север, спасая от преследований. Помнит ли он теперь, о чем думал, спасаясь вместе с Абу-Бекром, как прятался три дня в горной пещере? Перед ним его многочисленные последователи, испускающие благоговейные паломнические крики, выражая чувства, столь долго подавляемые, а теперь выпушенные наружу. Они осуществляют таваф, подражая каждому быстрому движению своего лидера, и посторонний взгляд отметил бы, что их пыл ничуть не ослаб в ходе долгого путешествия. Пророк слегка касается священного черного камня своим посохом, и толпа громко кричит:

«Нет бога кроме Аллаха! Он поддержал своего раба и укрепил его армию! Он один поразил врагов, что сплотились против него!»

Эти слова долгим эхом откликались и разносились по долине, и толпа вновь воодушевлялась от звука собственных голосов. На следующий день пророк совершает моление в Каабе, до тех пор пока не настанет час полуденной молитвы, когда муэдзин восходит на башню и громко возвещает мусульманам призыв к богослужению, после чего Мухаммед проводит службу так, как привыкли в Медине.

Целых три дня мекканцы верны своим обещаниям, но потом они предупреждают Мухаммеда, что отведенное ему время окончилось и он должен возвращаться домой. Пророк совершает попытку обратить руководителей города в ислам, но тщетно — они не идут на это. И все же Мухаммед увидел достаточно, чтобы убедиться: сила у Курайшитов уже не. та. Он осознает, что паломничество усилило его авторитет, как в Мекке, так и в Медине. Вернувшись в апреле 629 года домой, он чувствует себя сильнее и увереннее, чем когда бы то ни было.

Если племя Курайшитов держалось поодаль, то отдельных его членов на свою сторону ему удалось привлечь. Это были Халид, воин, прославившийся отвагой и умелым ведением боя при Ухуде, впоследствии известный под прозвищем «Меч Аллаха», и Амр, которому суждено нести стяг пророка в походах в чужие земли. Оба они пришли в Медину в июне, чтобы принять вероучение, находившееся на подъеме, и принятие ими ислама придало новую силу

Мекке, где эта религия заняла свое место, наряду с традиционным идолопоклонством, и относились теперь к ней с уважением, если не сказать — с почтением.

Сказать по правде, письма, которые Мухаммед послал иностранным властелинам, не слишком поспособствовали прославлению его имени и продвижению его дела, хотя время всемирной известности ислама стремительно приближалось. Так, как воевали бедуины, — встретить противника посреди пустыни, где нет укрытия в траншеях или за стенами, — не воевал никто. Но именно такого рода военные действия вели мусульмане на восьмом году Хиджры. Пророк немного знал о тактике византийцев и о военных хитростях тех великих наций земли, о которых он знал ровно столько, чтобы только мечтать подчинить их исламу.

Среди гонцов, посланных Мухаммедом, дабы призвать народы к повиновению, был один, кто отправился в Бост- ру, что лежит на пути к Дамаску, близ восточных границ Палестины, знакомой пророку по его юношескому опыту караванной торговли. Сирия в тот момент находилась под властью Византии, хотя, вероятно, правопорядка как такового в ее пределах не существовало. Гонец исполнил порученное, хорошо или плохо, мы не знаем, и уже возвращался в Медину, как вдруг был арестован и предан смерти в Муте, находившейся в трех днях пути на восток от Иерусалима, по приказу христианского предводителя племени Гассан, который представлял интересы императора Герак- лия. Столь вызывающий поступок не мог остаться безнаказанным, и Мухаммед, нисколько не устрашившись престижа Римской империи,[48] поспешил двинуть войско, численностью около трех тысяч человек, командование которым поручил преданному ему Зейду вместе с горсткой отважных воинов, среди которых были и двое новообращенных из Мекки (сентябрь 629 г.).