В городе несколько дней обсуждали, что делать, и наконец постановили отправить к плебеям посредника, Менения Агриппу, человека красноречивого и к тому же плебейского рода. Менения как своего без помех пропустили в лагерь и стали спрашивать, зачем тот пришел, ведь они не собираются возвращаться в город. «Я пришел рассказать вам историю, — бесхитростно отвечал Менений. — Послушайте. Когда-то все части человеческого тела действовали не вместе, а так, как каждой заблагорассудится. И однажды все они возмутились, что их старания идут на пользу одному лишь желудку: рука берет пищу, зубы пережевывают, горло глотает, и только желудок сидит себе преспокойно в середке на всем готовеньком и радуется. Договорились они меж собой ничего не делать, чтобы уморить желудок, но вскоре сами зачахли. Тогда-то поняли они, что желудок не только получает пищу, но и распределяет между всеми частями тела, и стали жить в согласии».

Выслушали плебеи рассказ Менения и, посовещавшись, решили примириться с патрициями, потребовав только, чтобы у плебеев появились свои защитники, народные трибуны, чтобы перед консулами отстаивать права народа, — неприкосновенные и избираемые лишь из плебеев. Менений отнес в Рим требования мятежников, сенат, недовольный ими, все же согласился, и плебеи вернулись в город.

В те годы жил в Риме знатный юноша Гней Марций по прозвищу Кориолан. Прозвище свое он получил в награду за воинскую доблесть. Однажды римляне осадили захваченный вольсками город Кориолы и все свои силы бросили на осаду, забыв, что на лагерь их могут напасть со стороны. Так и произошло: внезапно ударили подоспевшие вольски, и в тот же момент осажденные предприняли вылазку из города. На страже у города стоял Марций с отрядом, который не только успешно отразил эту вылазку, но и сумел ворваться в город через открытые ворота. Там люди Марция устроили резню, сам же он, подхватив факел, поджег ближайшие к городской стене дома. Видя зарево и слыша крики, вольски решили, что город взят, и нападение их удалось отбить без особого труда, после чего основные силы бросились на помощь Марцию. Так был взят город Кориолы, а молодой Марций в этом походе славой затмил самого консула.

После возвращения плебеев со Священной горы, когда страсти вокруг их исхода немного поутихли, среди патрициев стали поговаривать, что пора бы взять назад данные плебеям уступки. Тогда же случился в Риме неурожай, и долго сенат не мог нигде закупить зерна, пока наконец его не привезли с Сицилии. Сенаторы стали решать, по какой цене продавать хлеб плебеям. Резко высказался на этот счет Гней Марций Кориолан, один из ярых противников трибунской власти. «Если бы они хотели, как и прежде, низких цен на хлеб, то вернули бы патрициям исконные их права и не добивались большего, — заявил Кориолан. — Теперь же, возомнив себя равными нам, пусть платят и равную с нами цену за хлеб».

Рассуждения Кориолана даже сенату показались слишком суровыми, плебеев же возмутили до глубины души. Не сумев задушить их свободу, патриции теперь отбирают у них пищу, а палач Кориолан ставит перед выбором: рабство или смерть. Не избежать бы Кориолану народной расправы, если бы трибуны не вызвали его на суд. Сперва тот насмехался над ними: разве могут судить его простые плебеи? Но вскоре Кориолан понял, что события приобретают оборот серьезный и для него трагический, потому что плебеи Рима вновь ополчились на патрициев и сенат решил успокоить их, принеся в жертву народному гневу своего бывшего героя. На суд Кориолан не явился и был осужден заочно на изгнание, так что отправился в земли вольсков, лелея надежду на месть.

У вольсков Кориолана радушно принял их предводитель Аттий Туллий, ненавидевший Рим и не раз сталкивавшийся с Кориоланом на поле боя. Нынче общая месть объединила бывших врагов: Аттий Туллий жаждал отомстить Риму за отобранные земли, погибших мужей и позор поражений, Кориолан — за предательство своего же собственного народа. Вместе составили они план будущей войны против Рима. Опасаясь, что вольски устали от неудачных сражений и более не двинутся в поход, полководцем провозгласили Кориолана, и присутствие столь прославленного воина из римлян в их стане зажгло в вольсках поугасший, казалось, боевой дух.

Под предводительством Кориолана вольски вышли в поход и отобрали у римлян много недавно захваченных городов, затем подошли к самим стенам Вечного города. Вольски встали лагерем у Клуилиева рва в пяти милях от Рима и принялись грабить поля. Интересно, что воинам своим Кориолан разрешал разорять только поля плебеев, поля патрициев же оставлял нетронутыми, чем вызвал новую вражду в городе между народом и знатью.

Однако перед внешней опасностью патриции и плебеи скоро вновь сплотились, не умея договориться только в том, как эту опасность отразить: патриции рассчитывали на мощь римских легионов, плебеи же молили о мирном решении. Наконец желание мира возобладало, и к Кориолану отправили послов. Он принял их гостеприимно, но отвечал сурово: он уйдет, только если вольскам вернут все отнятые у них земли, иначе он, Гней Марций Кориолан, не забудет причиненной обиды и в отмщении за нее пойдет до конца. Послы вернулись ни с чем, так как на требования Кориолана Рим пойти не мог. Повторно явились к Кориолану послы, но тот не пустил их в лагерь. Жрецы во всем облачении приходили к нему и пытались растопить его сердце, но и их не стал слушать ожесточившийся воин.

Наконец римские матроны пришли с мольбами в городской дом Кориолана, к матери его Ветурии и жене Волумнии. Стали просить они женщин уберечь от гибели римских мужей и отцов, чтобы уговорили родные Кориолана отвести войско от города. Выслушав их, престарелая Ветурия и Волумния с двумя сыновьями Кориолана на руках в окружении римских матрон отправились во вражеский лагерь.

Когда Кориолану донесли, что к лагерю подошла толпа женщин, и это не тронуло его сердце, но вот кто-то из приближенных узнал среди них мать полководца, и Кориолан как безумный сорвался с места и бросился к ней в объятия. Но не обняла мать мятежного сына, а говорила так: «Скажи-ка сперва, к врагу я пришла или к сыну? Несчастна моя старость, если сын мой разоряет ту землю, что вскормила его! Неужели если бы я не родила тебя, Риму не грозила бы гибель? Неужели при виде стен Рима ты не подумал: там, за этими стенами, мои пенаты, моя мать, и жена, и дети? Что станет с твоими детьми, когда ты разрушишь Рим?»

Эти слова, и материнские слезы, и объятия любящей жены и детей сломили грозного полководца. Пристально поглядев напоследок в их лица, Кориолан отпустил их, а сам развернул войско и ушел от Рима. Так женские слезы оборонили Рим, когда не смогли его оборонить мечи и копья. В честь великой материнской и сыновней любви сенат единодушно постановил построить храм Женской Фортуны, покровительницы женщин, в нескольких милях от Рима по Латинской дороге — там, где, по преданию, неистовый Кориолан встретился с матерью. Самого Кориолана постигла печальная участь: вольски, как он и предполагал, не простили предательства и убили его. Но несмотря на то что Кориолан и в Риме считался изменником, жене его разрешили носить по нему самый долгий траур, какой только позволяли законы.

Кориолан под стенами Рима. Художник Дж. Б. Тьеполо