Ликторы приносят Бруту тела его сыновей. Художник Ж. Л. Давид

Однако боги, видно, не сулили этрускам победу. Ночью после боя, как рассказывают, из леса неподалеку от этрусского лагеря раздался гулкий и грозный голос, возвестивший, что у римлян на одного павшего меньше и потому они победили. Голос этот принадлежал, как считали, самому лесному богу Сильвану, оттого этруски пришли в священный трепет и, сложив оружие, наутро разошлись по домам.

Консул Попликола с победой вернулся в Рим и привез останки павшего друга. Бруту устроили пышные похороны, но почетнее всего для консула было то, что матери римских семейств год, как по отцу, носили траур по нему, «суровому мстителю за поруганную женскую честь»[6].

Тарквиний Гордый не смирился со своим поражением и примкнул к свите могущественного Ларта Порсены, царя этрусского города Клузий. Мольбами и уговорами Тарквиний склонял его на свою сторону, и наконец Порсена решил, что ему выгодно будет иметь в Риме царя этрусского рода, и выступил в поход.

Ужас перед Порсеной обуял римских сенаторов, стали они бояться, как бы сами граждане Рима не впустили этрусков в город, признавая безмолвно их превосходство — так велика была слава Клузия и сильно его войско. Но опасения их были напрасны: перед лицом общей беды римский народ сплотился как никогда. Когда же вражеское войско подошло к Риму, все люди из окрестностей его перебрались в сам город и там укрепились, собрав большие запасы продовольствия на случай долгой осады.

Взять Рим приступом было непросто: с одной стороны защищал его крепостной вал, с другой — воды Тибра. Одна лишь дорога оставалась открыта врагу: свайный мост, ведший с одного берега на другой. Этруски и воспользовались бы этой дорогой, если бы не вошедшая в легенды доблесть одного гражданина. Некий Гораций по прозвищу Коклес, Одноглазый, нес караул у моста и вдруг увидел, что этруски приступом взяли Яникул и лавиной покатились к мосту. При виде этрусского войска римские воины в панике обратились в бегство, спеша на противоположный берег, один лишь Коклес сохранил ясную голову. По одному останавливал он бегущих, втолковывая им, что, если этруски захватят мост, сдержать их будет уже не под силу. Всеми богами заклинал он сограждан разрушить мост, сам же обещал сдерживать врага так долго, как только возможно.

С двумя храбрецами Коклес встал у входа на мост, остальные же на том берегу кинулись рубить опоры. Первый натиск этрусков им удалось отразить чудом. Отослав соратников, могучий Коклес принялся прохаживаться у моста, то насмешливо вызывая кого-нибудь из этрусских воинов на поединок, то браня их всех разом и отражая щитом летящие дротики. Наконец, когда мост рухнул, Коклес взмолился Тибру, чтобы тот благосклонно принял его, и как был, в доспехах, кинулся в реку.

Некоторые говорят, что к радости товарищей ему удалось переплыть широкую реку и он вышел на берег без единой царапины, некоторые — что Коклес был тяжело ранен в бою, но все же сумел побороть течение. Есть, впрочем, и те, кто утверждает, будто бы на самом деле он утонул. Так или иначе, удивительная храбрость его, послужившая спасению Рима, была сполна вознаграждена государством. Герою поставили статую на Комиции, и та долгие годы не давала римлянам забыть о доблести Горация Коклеса.

Гораций Коклес защищает мост. Художник Ш. Лебрен

Этрусский царь Ларт Порсена осадил Рим. Долго длилась эта осада, и вот постепенно у защитников города стало подходить к концу продовольствие. Порсена уже предвкушал, как возьмет город измором, когда объявился среди римлян некий знатный юноша по имени Гай Муций, который задумал помешать его планам. Позором казалось Гаю Муцию то, что воинственный его народ, покоривший все окрестные племена, впервые оказался заперт в собственных стенах, и позор этот он намеревался смыть поступком неслыханной дерзости.

Гай Муций решил тайком пробраться в неприятельский лагерь, но опасался, как бы собственные солдаты на выходе из города не приняли его за перебежчика. Тогда юноша испросил позволения сената на свой смелый поступок и, получив его, отправился к этрускам, спрятав под одеждой меч.

В этрусский лагерь ему удалось проникнуть без помех. В лагере в то время как раз выдавали жалованье, и царь этрусков самолично занимался этим, сидя бок о бок с писцом. Гай Муций влился в толпу солдат, ожидавших жалованья, и лелеял мысль быстрым ударом убить не ждущего нападения Порсену, но только юноша не знал, как выглядит царь, а спросить не решался, боясь себя выдать. Наконец, когда представился случай, Гай Муций выхватил меч, но по воле судьбы ошибся и убил этрусского писца. Преступника тут же схватили и поставили перед Лартом Порсеной.

Гордо глядя в глаза царю этрусков, пленный Гай Муций пригрозил, что не один он в римском стане ненавидит Порсену и многие еще ожидают чести убить его или умереть, так пусть Порсена каждый час готовится встречать врага у порога! Порсена стал требовать, чтобы пленник объяснил суть своей угрозы, но тот молчал, и в гневе царь приказал развести костры, чтобы пытать юношу, пока он не признается. «Разве ты не знаешь, как мало римляне ценят свою жизнь, когда речь идет о благе их государства?» — спросил Гай Муций и положил правую руку в огонь, разожженный на жертвеннике. Он не дрогнул, как будто вовсе не чувствовал боли, и стоял так, пока пораженный Порсена не вскочил с места и не приказал оттащить пленника от огня.

Муций Сцевола в лагере Порсены. Художник Дж. Б. Тьеполо

«К самому себе ты безжалостнее, чем к врагам, — сказал царь этрусков, качая головой. — Хотел бы я видеть тебя на своей стороне, но раз это не так, то за доблесть твою отпускаю тебя на волю». Пользуясь великодушием царя и якобы в благодарность, Гай Муций рассказал, что триста юношей Рима тянули жребий, кому первому идти за смертью Порсены: жребий выпал ему, но за ним придет и второй, и третий, и так, пока судьба не поставит Порсену под удар.

Отпустив Гая Муция, Порсена, напуганный яростной решимостью римлян, отправил в осажденный город послов с предложением мира. Гай Муций героем вернулся в Рим, где получил в награду от сената поле под пашню, а от народа — прозвище «Сцевола», что означает «Левша».

Послы Ларта Порсены выдвинули Риму условия мира. Самым громким их требованием было вернуть Тарквинию Гордому царскую власть, хотя умный Порсена понимал, конечно, что римляне, лишь недавно обретшие свободу от самоуправства царя, ни за что не согласятся на его возвращение. Но, отклонив это требование этрусков, римляне вынуждены были принять остальные, и в том числе — выдать Порсене заложников из числа римских граждан. Присутствие их послужило бы залогом мира и позволило бы Порсене не опасаться в дальнейшем нападения римлян. Город отдал Порсене в заложники десять юношей патрицианского происхождения и столько же девушек, среди которых была даже дочь консула Попликолы Валерия. Получив заложников, этруски оставили Яникул, где находился их лагерь, и отступили от Рима.