– Кто тебя прислал?

– Я не письмо и не посылка, чтобы меня можно было прислать. Я прихожу и ухожу, когда сама захочу.

– Кто ты? – спросил Дирвен хрипло.

– Это зависит от точки зрения наблюдателя. У меня бесконечное множество и обликов, и трактовок. Ты столько раз называл меня Рогатой Госпожой, что наконец-то нарвался – в моих рогах твоя погибель!

Его прошиб холодный пот. Сделав отчаянное усилие, он сквозь сон дотянулся до «Брони» и воздвиг незримую стенку между собой и этой гнусной тварью – Госпожой Вероятностей.

– А может, и не погибель, тут уж как повезет, но все равно бесславный провал, – добавила она словно в раздумье. – Ты и впрямь поверил этим двум жуликам, Мулмонгу с Шаклемонгом?

Зубы заговаривает. А концы ее закрученных в чудовищный бутон рогов выглядят острыми, как стилеты. В ближнем бою запросто поранит – надо держать дистанцию. Сон там или нет, но способность двигаться он сохранил. Проворно отступил за гамак.

– Не того боишься, – тонкие губы на древесно-зеленоватом лице тронула усмешка. – Посмотри на мои рога внимательно – может, и поймешь, чего тебе нужно опасаться…

Он не отвечал, глядел на нее с прищуром, тяжело дыша, готовый к схватке. Как бы там ни было – он Повелитель Артефактов, и все амулеты в Сонхи ему подвластны, так что еще посмотрим…

– Не все, – возразила Рогатая Госпожа, как будто он об этом не подумал, а сказал вслух. – Угадай, из чего сделан один-единственный амулет, над которым у тебя нет власти?

От ее звенящего смеха и мебель, и стены, и половицы трепетали и колыхались, как флажки на ветру, и не было ничего надежного, весь мир ходил ходуном… А может, это всего-навсего раскачивался гамак, и Дирвен не стоял возле него, а лежал, наконец-то проснувшийся, взмокший, в липнущей к телу рубашке.

В комнате никого кроме него не было.

Народу на судилище собралось – плюнуть некуда. Так сказали бы глупые люди, а Шнырь все равно плевал на головы зрителям, словно на булыжник мостовой. Эта живая мостовая волновалась, разила потом и пивом, издавала азартные вопли, разноголосо бормотала и хотела жертвы. Маленький гнупи жадно облизнулся: он тоже хотел жертвы, вкусной кровушки и печеночки, и нынче ночью он свое получит – господин Тейзург обещал! Господин добрый, не обманет.

Гнупи смотрел на толпу с безопасной высоты второго этажа. Раньше тут было казенное учреждение, а теперь двери сорваны с петель, столы опрокинуты, бумаги выброшены из шкафов и затоптаны. Внутри никого, кроме полчища мух, деловито жужжащих над зловонными кучками: уж нагадили тут люди знатно!

После погрома для городского народца стала доступна изнанка этого здания, прежде запечатанная магами Ложи – туда-то Шнырь и пробрался. Потайное окошко находилось меж двух скульптур с отбитыми носами, подпиравших балкон этажом выше. Для человека там будто бы ничего нет, кроме оштукатуренной стенки – чтобы заметить свесившегося через подоконник Шныря, надо быть магическим существом или волшебником.

Тевальда притащили на цепи в ошейнике, под его грязными лохмотьями багровели кровоподтеки. Свидетели твердили одно и то же: «У меня обвиняемый вызывает негодование, потому что он подражает Тейзургу, и его богопротивный облик заставил меня испытывать невыносимые душевные страдания».

Парнишка с бегающими глазами и ломким баском отбарабанил это бойко, словно выученный стишок. Его нескладный ровесник с удивленной безбровой физиономией запинался и путался в словах, остальные ему дружно подсказывали. Пухлая немолодая дама произнесла обвинительную фразу певуче, как заклинание, а другая, с повадками рыночной торговки, яростно проорала, грозя Тевальду кулаком. Горожанин с набрякшим отечным лицом, похожий на спившегося подмастерья, изложил обвинение веско и основательно, сорвав у зрителей одобрительные выкрики. Слова у всех были одинаковые, и Шнырь заскучал: никудышный театр, впору свистеть и тухлыми яйцами кидаться.

После короткого совещания Незапятнанный вернулся на дощатый помост и торжественно огласил решение суда: за дурное влияние на горожан и за причиненные их чувствам тяжкие оскорбления обвиняемый приговаривается к публичному сожжению в клетке. Лицо Шаклемонга так и светилось от счастья, как будто он нашел клад или завтра женится на принцессе.

Потерявшего сознание Тевальда уволокли, словно мешок. Зрители сгрудились вокруг загодя приготовленных бочек с пивом: король угощает! Шнырь выбрался наружу, убедился, что амулетчиков с опасными для него артефактами поблизости нет, и шмыгнул в темный закоулок. Он чуял присутствие Крысиного Вора, и господина тоже чуял. Рыжий удалялся вглубь жилых кварталов, а господин ждал в подворотне обшарпанного казенного дома – в недавнем прошлом украшенного статуями, а сейчас похожего на вывалянный в пыли торт, который враз лишился своего кремового великолепия.

Господин Тейзург выглядел, как один из тех молодчиков, которые промышляют в глухих переулках. От повязки на лице он отказался: к таким охотники за наградой цепляются в первую очередь. Зато нарисовал вокруг левого глаза роскошный фингал и заеды в углах губ, в придачу затемнил зубы, как будто они сплошь испорченные. Зря, что ли, они со Шнырем утащили столько всего полезного из той актерской лавки? Волосы он спрятал под залихватски повязанной черной косынкой, которую называл иномирским словечком «бандана», а на стеганую безрукавку, надетую поверх живописно истрепанного камзола, нашил по бандитскому обычаю кованые бляхи в виде черепов. Этим реквизитом он разжился, заколов одного из молодчиков Шаклемонга – к большому восторгу Шныря, который во время нападения скакал вокруг и хлопал в ладоши.

– Рыжий здесь! – выпалил запыхавшийся гнупи. – Я его чую! Уходит, вон туда пошел! Ежели шибко побежим – догоним и уж тогда накостыляем крысокраду за все про все…

– Не сейчас.

Господин ухмыльнулся с истинно бандитским шиком, словно изображал на подмостках главаря самой лютой в городе шайки. Уж он-то, в отличие от давешних свидетелей с их скроенными по одной мерке «невыносимыми душевными страданиями», знал толк в театре.

– Завтра…

– А почему? – преданно глядя на него, осклабился в ответ Шнырь.

Он в игре, он заодно с Тейзургом, и его ждет важная роль в спектакле под названием «Охота на Крысиного Вора», а перед этим ему еще и жертву принесут – не житуха, а сплошной праздник!

– Завтра он будет уязвим. Он убьет невинного человека, из-за этого ему будет плохо, и он примет мою поддержку… Надеюсь, что примет. Бедный глупый Тевальд сослужит мне посмертную службу – поспособствует тому, чтобы мы с Хантре наконец-то помирились. А теперь хватит задавать вопросы, идем за твоей жертвой.

– Идемте, господин! – Шнырь нетерпеливо облизнулся. – Сварю себе печеночку и с вами поделюсь, уж не сомневайтесь…

На соседней улице ветер шуршал в темноте бумажками – днем здесь разгромили книжную лавку. Господин окликнул отбившегося от компании шаклемонговца, молодого парня с девичьими загнутыми ресницами, тяжелой челюстью и недоуменным хмельным взглядом. Назвал его чужим именем, тот возразил, что он не Понсойм, а Фелдо. Господин тогда засмеялся, кося под пьяного, и сказал: «Хвала королю за доброе пиво!» Фелдо отозвался: «Хвала королю Дирвену!» Слово за слово они скорешились и пошли вместе «догонять остальных», а за ними во мраке ночи крался Шнырь.