– В саду кто-то был и ты только сейчас мне об этом рассказываешь? – выпаливаю я, швыряя столовые приборы в таз. Пенистая вода выплескивается на кафельные плитки. Я подхожу к задней двери, дергаю ручку, чтобы убедиться, что дверь заперта, и выглядываю через стекло в сад.

– Я не уверена, может, мне это показалось. Было темно.

– Но тем не менее. Ты ведь поняла бы, если бы увидела кого-то?

– Или что-то. Я не привыкла к сельской местности. Легко пугаюсь. Это мог быть барсук, подлезающий под живой изгородью.

Я опускаю рулонную штору на окне задней двери и задергиваю кухонные занавески. Мы молча заканчиваем уборку на кухне, затем направляемся наверх, спать. Я читаю книгу и только дохожу до того места, где мистер Рочестер доводит Джейн Эйр до слез, как слышу стук в парадную дверь. Захлопываю книгу и прикидываю, смогу ли использовать ее как оружие. Он вернулся. Тот подозрительный человек, которого Анна видела в саду. Надо было позвонить в полицию.

Стук. Глухие удары в окно. Голос: «Грейс?»

Это Дэн. Я вспоминаю, что накинула на дверь цепочку, и бегу вниз его впустить.

– Зачем цепочка?

– Где ты был? – Я скрещиваю руки на груди.

– Встречался с Гарри. Я оставил тебе записку. Ты ее что, не видела?

– И ты называешь Гарри «крошкой», да?

– Конечно нет. Ты о чем? – Дэн стаскивает кроссовки. – С тобой все нормально? У тебя глаза налиты кровью.

– Я устала. – Все кажется мне бессмысленным. – Анна слышала, как ты по телефону называл кого-то «крошкой».

– Неужели? – Дэн швыряет кроссовки на коврик перед дверью, и они с глухим стуком ударяются о дверь. Ошметки грязи попадают на ковер.

– И ты ожидаешь, что я в это поверю?

– Я ничего не ожидаю, кроме того, что ты поверишь мне в противовес какой-то сумасшедшей суке, которую знаешь без году неделю.

– Говори потише.

– Почему? Чтобы твоя драгоценная Анна не услышала и потом все не передернула? Захочу – буду кричать. Это мой дом, черт подери.

– Наш дом, черт подери. Так где ты был?

– В клубе с Гарри. Спроси Хлою, если мне не веришь. Она была там. Еще существуют девушки, которые хотят проводить время со своими парнями.

– Ну, может быть, их парни не называют других девушек «крошками». – Я топаю наверх и, напряженная, лежу в постели, слушая приглушенные звуки телевизора, доносящиеся снизу. Дэн смотрит поздний фильм со звуками автомобильной погони и выстрелов. Проходит, кажется, вечность, прежде чем сон уносит меня. Мне снятся порванные записки, красные машины и человек в черном стеганом пальто, прячущийся в кустах.

Все вокруг абсолютно белое: мой пушистый халат, шлепанцы, пол и кафельные плитки на стенах. Если бы не было так тепло, я бы подумала, что я в Арктике. Засовываю свои вещи в запирающийся шкафчик и опускаю ключ в холщовую сумку, которая уже раздулась от полотенца и книги «Джейн Эйр». Дверь кабинки Анны, скрипнув, отворяется. Она выходит оттуда, завернувшись в халат. Я потуже затягиваю поясок.

– Готова?

– Готова.

– Сначала в сауну?

– Я никогда не бывала в сауне.

– Никогда? Тогда давай это сделаем. Тебе надо оставить кулон здесь. Металл нагреется и обожжет кожу.

Я трогаю пальцем золотые сердечки.

– Я никогда его не снимаю.

– Я заметила. Дэн подарил?

– Нет, Чарли.

– В шкафчике он будет в безопасности. Все равно во время массажа кулон придется снять.

Я бережно снимаю цепочку, застегиваю и кладу в карман жакета.

– Пошли.

Мы вешаем наши сумки и халаты на крючки возле сауны. Анна дергает застекленную дверь, и от пахнувшего оттуда жара у меня захватывает дух. Я следую за ней сквозь полумрак и по ее примеру расстилаю полотенце на деревянной скамье и сбрасываю тапочки.

– Все нормально? – спрашивает она.

– Я не ожидала, что здесь будет так жарко.

– Ты очень быстро привыкнешь. Скажи, Грейс, а не можем мы завтра пойти навестить Лекси?

– Извини, Анна. Я с ней о тебе еще не говорила. Поговорю, обещаю, но у меня пока не было возможности.

– Мы можем сделать ей сюрприз.

– Не думаю, что это хорошая идея. Она очень ранимая.

– Но я бы могла ее приободрить?

– Может быть. Я с ней поговорю. Давай лучше пойдем к моим дедушке и бабушке на воскресный обед? Они очень хотят с тобой познакомиться и многое могут порассказать о Чарли.

– Ладно. – Анна ложится на спину и закрывает глаза, и я делаю то же самое. Пот струйками течет по телу. Через несколько минут Анна предлагает окунуться, и когда я встаю, перед глазами пляшут черные точки. Приходится ухватиться за лавку, чтобы не упасть. Я с облегчением принимаю душ и погружаюсь в холодный бассейн. Плаваю туда-сюда, пока не появляется одышка, тогда я переворачиваюсь и лежу на спине. Анна выбирается из бассейна первой. Ее бедра покрыты шрамами, которых я не заметила раньше. Я задаюсь вопросом, что происходило с ней после того, как ее родители погибли. Порой она бывает такой настороженной.

Я шаркаю прочь от бассейна, стараясь не упасть на скользких плитках. Другие посетители принесли вьетнамки, и я решаю, что, если когда-нибудь еще приду сюда, сделаю то же самое. Так тепло, что я даже не вытираюсь, только, сев на краешек шезлонга Анны, тру полотенцем волосы.

– Можно задать тебе личный вопрос, Анна?

– Ты можешь спросить. Я могу не ответить.

– Куда тебя отправили? После того как твои родители…

– Некоторое время я находилась в приемной семье на воспитании, но это не сработало.

– Почему?

– Думаю, некоторых детей трудно любить. Я была очень злой. Хотела к маме. Проголодалась? – Анна встает и складывает полотенце квадратиком, а я чувствую себя задетой, что она не желает мне довериться.

Нас ожидает обед «шведский стол». Я отлично себя чувствую после плавания и накладываю на тарелку лишь разноцветные салаты и холодный рис. Впрочем, не могу удержаться от десерта и съедаю два куска чиз-кейка, говоря себе, что могу компенсировать это, если потом еще поплаваю. Однако к тому времени, когда мы приканчиваем свой кофе и кладем в рот освежающие мятные конфетки, я чувствую себя слишком наполненной для физической нагрузки, поэтому вместо этого мы погружаемся в джакузи. Вода доходит до подбородка.

– Сколько семей ты сменила? – не могу я удержаться от вопроса.

– Да уж поменьше, чем ты только что съела калорий. Посмотри на его тело. – Анна кивает в сторону парня, расстилающего полотенце на шезлонге.