Шрифт:
Интервал:
Закладка:
воскресенье 12 мая
Несмотря на то, что отделение для слабоумных изолировано от нашего дома престарелых, в наших коридорах можно иногда встретить какого-нибудь маразматика под конвоем медсестры или медбрата. Тогда некоторые жильцы захлопывают двери своих комнат, потому что считают слабоумие заразным. Может, оно и не заразно, но наверняка никогда не знаешь. Так что безопасности ради, по глубокому убеждению многих жильцов, от таких соседей лучше держаться подальше. Речь идет не только о маразматиках. Раковые больные, геи, мусульмане – всех нужно избегать. Чем старше старики, тем они пугливее.
В нашем возрасте больше нечего терять. Значит ли это, что нам больше нечего бояться? Нас пугают разве что разные мелочи. Или лучше сказать: только разные мелочи. Ежедневный страх внушают нам упаковки. Пластиковые банки с язычком, под который никак не просунешь палец; вакуумные пакеты с такими маленькими уголками, что за них невозможно ухватиться; страхующие от детей колпачки на чистящих средствах; намертво закрученные крышки на баночках с яблочным пюре; пробки на бутылках шипучего вина, блистеры – все разработано специально, чтобы как можно больше затруднить дело старым, дрожащим и бессильным рукам.
Сегодня уронил банку маринованных огурцов, безуспешно пытаясь свернуть с нее крышку. Вся комната провоняла уксусом, повсюду осколки. Последний осколок я обнаружил в своем шлепанце. Кто-нибудь должен подать в суд на упаковочную индустрию за десятки тысяч случаев причинения физического и психического вреда. Другого выхода нет. Если уж люди способны летать на Луну, то могли бы, наконец, изобрести и приличную крышку для стеклянной банки.
Должен признаться, сегодня я немного брюзглив.
понедельник 13 мая
Утром Эверта забрали в больницу. Он позвонил мне оттуда, просил позаботиться о Маго. Несколько дней назад у Эверта почернели два пальца на ноге. Сегодня он пошел на консультацию, и домашний доктор немедленно вызвал “скорую”.
Случилось то, чего он боялся: то же, что и с его старым приятелем, которому по частям ампутировали ногу. Эверт звонил с больничной койки.
– Почему ты ничего не сказал? – не удержался я от вопроса.
– Получил бы в ответ только бесплатные советы, которым не смог бы последовать.
И в этом он прав.
Завтра его оперируют, и, если все пройдет удачно, у него будет на пару пальцев меньше и прыти поубавится. Закончив разговор, я вызвал такси и поехал в больницу, чтобы отвезти ему кое-какие вещи: кальсоны, пижаму, зубную щетку.
Он меня утешал. Не я его, а он меня. Я только потом осознал это и устыдился. Эверт реагирует на неприятности по мере их поступления. Он заранее просчитал и принял риски и, сколько мог, жил так, словно у него нет диабета. С удовольствием и достоинством. Так он держится и в больнице.
По возвращении я рассказал об этом членам клуба и персоналу. Реакция сотрудников была явно сочувственной. Ведь большинству людей Эверт внушает симпатию. Разве что какой-нибудь внучок тайно желает ему дальнейших ампутаций, лучше всего – головы.
Двое из наших соседей все-таки не смогли удержаться от победного замечания, что они его предупреждали.
Что за мерзкий день.
вторник 14 мая
Я только что говорил с Эвертом. Час назад он вышел из наркоза. Сегодня утром его прооперировали: ампутировали три пальца на правой ступне, в том числе большой. Ему придется тяжело, особенно поначалу. Предстоит шесть недель реабилитации. Голос у него хриплый.
Мне нужно составить график посещений. Обойду всех членов клуба и некоторых сочувствующих из персонала.
среда 15 мая
Утром ездил в больницу к Эверту. Он вновь обрел свой прежний гонор. Спросил у медсестры, нельзя ли забрать домой отрезанные пальцы, чтобы поставить в вазочку на комоде. Сестра опешила.
– Я думаю, ваши пальцы уже выброшены, – сказала она, глядя на него с изумлением.
Эверт:
– Но они моя неотъемлемая собственность. Возможно, я подам жалобу… Да нет, я пошутил, милочка!
Он лежит в палате с еще двумя стариками. Один постоянно хрипит и кашляет, а между делом жалуется на все и вся. Другой тихо помирает. По крайней мере, так предполагает Эверт, у которого и самого вид не слишком цветущий. Усталый, побледневший и осунувшийся, он все еще игриво подмигивает сестрам.
– Еще деньков десять, и я снова, как чибис, поскачу за ходунком, – уверяет он меня.
Он взял с меня торжественную клятву, что мы будем и без него продолжать наши вылазки. Хорошо бы организовать вылазки в старые музеи, а планы политические отложить на будущее. Я обещал поставить об этом вопрос на очередном собрании.
В подробности операции Эверт особо не вдавался. Хирург должен был зайти к нему вчера днем, но уехал по вызову “скорой помощи”. Заместителя у врача нет, а сестры ничего не знают. Или делают вид, что не знают. Возможно, доктор заглянет сегодня днем. В больнице не слишком считаются с пациентами. В конечном счете все зависит от врачей.
На конкурсе Евровидения залечили старую ранку: финал выиграла наша Анук. Народ предпочел бы, чтобы страну представлял Ронни Тобер, но главное – национальные интересы. Общественное мнение здешних обитателей гласит, что Нидерланды стали карликом на песенных конкурсах из-за коррумпированных стран Восточной Европы. И поэтому следует как можно скорее снова задернуть железный занавес.
– И задвинуть куда подальше всех этих никудышных румынских аккордеонистов, – подвел итог наш всегда корректный господин Баккер.
четверг 16 мая
– Пятьсот пятьдесят евро – за что? За то, чтобы пролежать здесь один день. В семь утра тебе скормят дурацкие сухарики, им красная цена пара центов. Три раза в день дают жиденький кофе, харч невкусный, хлеб безвкусный. Пятизвездочная цена за беззвездочный отель. Ну да, два раза в день приходит сестра мерить температуру.
Эверт Дёйкер снова вовсю общается по телефону. За разговорами он поглотил целую коробку конфет с ромом, но без сахара. В больнице ему запретили всякий алкоголь, и таким манером он пытается возместить его недостаток. Он специально позвонил мне, чтобы заказать ромовые конфеты. Или вишневые.
– И бутылку минералки. От “Болса”, если ты понимаешь, что это такое.
Через полтора дня к нему зашел хирург и сообщил, что операция прошла успешно.
– Что значит успешно? – спросил Эверт.
– Зараженные пальцы ампутированы.
– Не такой уж успех, по-моему.
– Ничего не делать тоже не выход, – невозмутимо возразил врач и собрался уходить.
– И что теперь?
– Если не будет осложнений, выпишу вас через четыре дня. Нужно договориться насчет контроля и физиотерапии. Всего хорошего.
И доктор удалился. Снять бинты он не удосужился.
Мой дневник все больше походит на дневник Эверта.