– Не стреляйте! – закричал он. – На борту заложники.

– Атакуйте! – кричал я, стараясь порвать путы. – Нас все равно убьют. Стреляйте!

«Мираж», не открывая огонь, круто задрал нос прямо перед нами. «Дакоту» сильно качнуло в зоне пониженного давления. Я по-прежнему кричал и старался вырваться. Я хотел добраться до них. Стальное кресло подо мной ходило ходуном. Я уперся ногами в стену фюзеляжа и надавил изо всех сил. Кресло накренилось, и бандит снова поднял пистолет.

– Нет! – крикнул Тимоти. – Он нужен нам живым. Пусть Мэри принесет морфий.

«Мираж» отвернул в сторону, потом повернул назад и повис в ста футах справа от «дакоты». Я видел, как пилот беспомощно смотрит на нас.

– Вы слышали доктора Кейзина, – предупредил Тимоти пилота истребителя. – У нас еще четверо заложников на борту. Одного белого заложника мы уже казнили и, если вы предпримете враждебные действия, не колеблясь казним другого.

– Нас все равно убьют! – закричал я, но Тимоти уже отключил связь.

Им пришлось держать меня впятером, чтобы сделать укол, но наконец игла впилась мне в руку, и, хотя я пытался противиться наркотику, все начало расплываться и затягиваться туманом. Тем не менее, я не сдавался – но движения мои становились медленными, координация утрачивалась, и я потерял сознание. Последнее, что я помню: Тимоти назвал Роджеру новый курс.

Меня разбудили боль и жажда. Во рту пересохло, голова раскалывалась. Я попытался сесть и громко вскрикнул.

– Как вы, доктор? Спокойней. – Голос Роджера ван Девентера. Я заставил себя сосредоточить на нем взгляд.

– Есть вода?

– Простите, доктор.– Он покачал головой, и я осмотрел голую комнату с белыми стенами. Всю ее обстановку составляли четыре деревянные койки и ведро-параша. Дверь закрыта и забрана решеткой. Три банту из наземной службы сидели в углу, испуганные и несчастные.

– Где мы? – прошептал я.

– Замбия. Нечто вроде военного лагеря. Приземлились час назад.

– А куда делся истребитель?

– Повернул обратно, когда мы пересекли Замбези. Они ничего не могли сделать.

Мы тоже. Пять дней мы просидели в душной, раскаленной, как печь, комнате с вонючим ведром. На пятый день за мной пришли. С криками и множеством ненужных толчков и ударов меня провели по коридору в скудно меблированную комнату. Главным в ней был большой портрет Председателя Мао. Тимоти Магеба встал из-за стола и приказал стражникам удалиться.

– Садитесь, доктор. – На нем была форма парашютиста со звездами полковника Китайской народной армии.

Я сел на деревянную скамью, и глаза мои устремились к подносу, на котором выстроились в ряд бутылки с тускерским пивом. Бутылки запотели от холода, и мое горло свела спазма.

– Я знаю, вы любите холодное пиво, доктор. – Тимоти открыл одну из бутылок и протянул мне. Я покачал головой.

– Нет, спасибо. Я не пью с убийцами.

– Понятно. – Он кивнул, и я увидел в его темных задумчивых глазах сожаление. Он поднес бутылку ко рту и отпил. Я с жадностью следил за ним.

– Казнь механика не входила в наши планы, – сказал он. – Я не хотел этого. Поймите, пожалуйста, доктор.

– Да. Понимаю. А когда дым от нашей горящей земли затмит небеса, а запах мертвых дойдет даже до твоей черной души, ты тоже скажешь: «Я не хотел этого»?

Тимоти отвернулся и подошел к окну. Он смотрел на плац, где под жгучим солнцем маршировали взводы одетых в мундиры людей.

– Мне удалось добиться вашего освобождения, доктор. Вам позволят улететь на «дакоте». – Он подошел ко мне и перешел с английского на венди: – Сердце мое плачет оттого, что вы уходите, мачане: вы мягкий, сильный и храбрый человек. Было время, я надеялся, что вы присоединитесь к нам.

Я ответил тоже на венди:

– И мое сердце плачет, потому что человек, который был моим другом, тот, кому я верил, кого считал человеком доброй воли, ушел в мир преступников и разрушителей. Он умер для меня, и сердце мое плачет.

Я понял, что сказал правду. Я не хотел пристыдить Тимоти. За ненавистью и гневом скрывались печаль и чувство утраты. Я верил в Тимоти. В таких людях, как он, я видел надежду нашего бедного измученного континента. Мы печально смотрели друг на друга, разделенные всего четырьмя футами, и это расстояние было широко, как небо, и глубоко, как пропасти ада.

– Прощайте, доктор, – негромко сказал он. – Идите с миром, мачане.

Нас, босых, раздетых до белья, в крытом грузовике отвезли в аэропорт.

От грузовика к самолету выстроился двойной ряд людей. Около двухсот человек в форме парашютистов. Нам пришлось идти по узкому коридору между усмехающимися черными лицами. Были тут и китайские инструкторы, их гладкие черные волосы выбивались из-под матерчатых форменных шапок. Они широко улыбались. Торопливо шагая к «дакоте», я всюду видел насмешливые глаза, слышал язвительные замечания по поводу своей горбатой спины. Неожиданно один из парашютистов преградил мне путь и плюнул мне в лицо. Послышался громовой хохот. С большим желтым плевком в волосах я вскарабкался в самолет. Как только мы пересекли Замбези, нас встретил «мираж» военно-воздушных сил и сопровождал до военного аэропорта Вуртреккер Хугт. Но мое почти истерическое облегчение освобожденного вскоре прошло. Едва врач очистил и перевязал подсохшие нагноившиеся раны на моей голове, меня увезли в закрытой машине на встречу с четырьмя неулыбчивыми, мрачно-вежливыми офицерами полиции и военной разведки.

– Доктор Кейзин, это ваша подпись?

Моя рекомендация на выдачу паспорта Тимоти Магебе.

– Доктор Кейзин, вы помните этого человека?

Китаец, с которым я познакомился, когда навестил Тимоти в Лондонском университете.

– Вы знали, что он агент коммунистического правительства Китая, доктор?

На фотографии мы втроем пьем пиво на бечевнике у Темзы.

– Расскажите, о чем вы разговаривали с ним, доктор.

Тимоти сказал мне, что китаец известный археолог, и мы обсуждали открытия супругов Лики в ущелье Олдувай.

– Вы рекомендовали Магебу на получение стипендии Стервесантов, доктор?

– Вы знали, что он был в Китае и там прошел подготовку как организатор партизанской войны?

– Вы подписали этот заказ на вывоз двадцати шести бочек со шпатлевкой из Гонконга, доктор? На таможенной декларации ваша подпись?

Стандартные институтские бланки, и свою подпись я узнал издали. Сам груз я не помнил.

– Вы знали, что в бочках находится сто пятьдесят фунтов пластиковой взрывчатки, доктор?

– Вы узнаете это, доктор?

Брошюры на десятке африканских языков. Я прочел первые строки. Террористическая пропаганда. Взрывай и убивай, жги и уничтожай.