Берман подписал первую директиву об организации в ГУЛАГе команд слабосильных заключенных[156]. Начиная с 1 января 1931 года в лагерях этой стремительно развивающейся системы должны были повсеместно создаваться команды, в которые следовало направлять ослабленных и нетрудоспособных заключенных на период от одного до двух месяцев, предоставлять им заметно облегченный режим труда и особый рацион, чтобы подкормить их и восстановить здоровье. Основным контингентом слабосильных команд становились «физически ослабевшие в результате тяжелой физической работы» и недавно госпитализированные заключенные, которых невозможно было отправить обратно на работу. Другая ключевая группа подчеркивает одну из основных опасностей жизни в ГУЛАГе: этапирование в лагеря осуществлялось долго и в плохих условиях, в результате чего заключенные прибывали истощенными и больными; таким образом, прибывшие по этапу также определялись в подобные команды. В каждом лагере в них могло состоять не более 1,5 % заключенных. Для того чтобы попасть в слабосильную команду, со стороны гулаговских властей, вероятно органов внутренней безопасности и / или агитаторов Культурно-просветительского отдела, заключенному требовалась характеристика, удостоверявшая «хорошее поведение и добросовестное отношение к труду». Направлению в слабосильные команды явно не подлежали заключенные, «на полное восстановление трудоспособности которых нельзя рассчитывать» по состоянию здоровья. Таким образом, слабосильные команды были созданы для того, чтобы подкормить тех, кого можно было вернуть на общие работы, и исключали попадание в них тех, кто уклонялся от работ, и бедолаг, находившихся на грани смерти, зачастую в результате изнуряющего труда. В феврале 1931 года по распоряжению начальника ГУЛАГа Л. И. Когана цель слабосильных команд стала еще более очевидной: по восстановлении каждый направленный туда заключенный должен был вернуться к тяжелому труду. Перед периодическими медицинскими комиссиями была поставлена задача определять наиболее подходящих кандидатов, которых можно было бы восстановить до наиболее физически крепкой трудовой категории [История ГУЛАГа 2004–2005, 3: 72–74][157].

Эволюция слабосильных команд в системе медицинского контроля ГУЛАГа начала 1930-х годов показывает, что на раннем этапе управление ими было менее централизовано, чем хотелось Москве. Такой непорядок возник на фоне первых попыток избавить ГУЛАГ от десятков сотен нетрудоспособных заключенных посредством амнистий. В своем докладе руководству ОГПУ в мае 1933 года гулаговские начальники призывали к освобождению 64 000 «инвалидов и неработоспособных»[158]. К тому времени, по оценкам НКВД, приведенным в докладе Сталину, из полумиллиона заключенных, содержавшихся в лагерях, 3,2 % (12 700 человек) были полными инвалидами, а еще 25 % (около 100 000 человек) – нетрудоспособными по причине болезней и потери здоровья при недавнем этапировании[159]. Несмотря на амнистии, условия в лагерях продолжали порождать ослабленных заключенных, и врачей призывали выявлять кандидатов в слабосильные команды на ранних стадиях, прежде чем здоровье ухудшится настолько, что потребуется много времени на лечение и выздоровление. Директивы помощника начальника ГУЛАГа С. Г. Фирина, изданные в 1933 году, пытались ограничить пребывание заключенных в слабосильных командах максимум двумя неделями, но благодаря вмешательству Бермана (в то время начальника ГУЛАГа) этот жесткий срок был увеличен еще на две недели, хотя квота на разрешение такого продления была ограничена 10 %[160].

То, как формировались слабосильные команды в отдельных лагерях, можно оценить по приказу некого Флейшмейкера, начальника Санотдела Дмитлага, лагеря, занимавшегося строительством канала Москва – Волга. Этот приказ носит желательный характер, и маловероятно, что содержащиеся в нем установки всегда могли быть выполнены в местных подразделениях лагеря, где медицинское обслуживание осуществлялось вольнонаемными врачами и врачами-заключенными. Кандидатов в слабосильные команды следовало отбирать среди истощенных и больных, только что прибывших с этапа; среди тех, кто, не являясь протестующим, был не в состоянии выполнить норму на общих работах без «скидки»; среди тех, кто недавно выписался из больницы; и, наконец, среди тех, кто, находясь в хорошей физической форме, выполнял и даже перевыполняли трудовые нормы – в этих случаях врачи предписывали отдых по строго медицинским причинам. Заключенных, попавших в слабосильные команды, следовало содержать отдельно, в хорошо обставленных и оборудованных бараках, и кормить очень хорошим больничным пайком, который предусматривал 900 граммов хлеба в день, не считая других продуктов. Им также полагались антипеллагрические добавки и талоны, которые можно было отоварить в лагерных магазинах военторга. Под строгим медицинским контролем они должны были соблюдать полустационарный ежедневный график, устанавливаемый медицинским персоналом, который определял, кто из заключенных в состоянии выполнять очень легкие задания – работу в лагерных помещениях и хозблоке – в течение неполного рабочего дня. В балансе трудовых ресурсов заключенные из слабосильных команд должны были учитываться отдельно как заключенные с легкой степенью истощения, которых не следовало смешивать с госпитализированными. В печатном варианте этого распоряжения не указывалось никаких квот для слабосильных команд, но ограниченные ресурсы и давление со стороны начальников строительства должны были влиять на ограничение зачисленных в них заключенных ничуть не меньше, чем прописанные квоты[161]. Слабосильные команды и команды выздоравливающих явно держались в резерве для временно нетрудоспособных и, по крайней мере на бумаге, предназначались для повторного ввода в строй заключенных, которых можно было легко восстановить для выполнения тяжелых работ. Фактический эффект от этих команд, судя по воспоминаниям тех, кто в них находился, был в лучшем случае неоднозначным.

Константин Петрович Гурский, бывший зэк, вспоминает, как в 1936 году в соответствии с разнарядкой медицинский работник, лекпом, отправил заключенных из слабосильной команды собирать грибы и ягоды; эти продукты явно предназначались для других заключенных. В отряды фуражиров входили заключенные, которых их товарищи считали доходягами. Тем не менее, по мнению Гурского, слабосильная команда заключенных была ступенью к получению в дальнейшем медицинской помощи, она давала возможность заручиться сочувствием медработника и получить лечение, которое, возможно, привело бы к выздоровлению[162].

По мере расширения системы лагерей в середине – конце 1930-х годов такие команды заметно разрослись. Число неработающих заключенных резко увеличилось в результате Террора, и многие из них были временно или постоянно нетрудоспособны. По мере развития ГУЛАГА в 1930-е годы, несмотря на его «вращающуюся дверь», в нем накапливалось все больше инвалидов, которым инкриминировались совершение в прошлом все более тяжких «преступлений», ввиду чего – с официальной точки зрения – их освобождение становилось невозможным[163]. В отчетах Сталину руководители ГУЛАГа подчеркивали, что контингент неизлечимых, не подлежащих освобождению, неработающих хронических больных и инвалидов, а также тех, кто не работал по другим причинам, к 1935 году насчитывал около 100 000, а к 1938-му – 179 000 заключенных[164]. В конце 1937 года и в течение всего 1938-го Террор отправил в лагеря сотни тысяч заключенных; слабосильные команды и команды выздоравливающих – или упомянутые выше лагеря для инвалидов – не