– Она была в твоем расследовании. Вдова, семьдесят один год на момент, когда произошло преступление, бывшая оперная певица, красивая дама, умерла в восемьдесят девятом. Муж был на двадцать лет старше ее, он умер в восьмидесятом, кстати, и тогда ему стукнуло восемьдесят пять, и, судя по тому, что я слышал о ней, у нее деньжат хватало. Около ее дома мы и останавливались. Когда убили Жасмин, она жила по адресу Майбломместиген, 2. Но находилась в отъезде. Отбыла за несколько дней до трагического события, а вернулась через неделю после него. На ней поставили крест почти сразу. Бекстрём, естественно, сделал это.

– Да, я готов с тобой согласиться, – сказал Ярнебринг почти восторженно.

– Слава богу, – буркнул Юханссон.

– Ее мужа мы можем забыть, – продолжил Ярнебринг. – Слишком старый и вдобавок уже умер к тому времени. А как насчет детей и внуков?

– Проблема, – вздохнул Юханссон. – Ни у нее, ни у супруга, похоже, не было таковых.

– И даже на стороне, как говаривали в прежние времена?

– Нет, – сказал Юханссон. – Я не нашел никого, никаких внебрачных детей или внуков. Ни с ее, ни с его стороны. Речь наверняка шла о каком-то другом ее молодом знакомом мужского пола. О ком-то, кого вы пропустили.

– Ну нет, – возразил Ярнебринг. – Я думаю, ты зря вцепился в бестолкового свидетеля, якобы видевшего красный «гольф». Он же отказался от своих слов.

– Тебе виднее. – Юханссон пожал плечами.

«Еще бы, мы ведь живем в свободной стране», – подумал он.

– Но, что касается подушки, это я принимаю, – продолжил Ярнебринг. – В том районе жило много богатых людей, да будет тебе известно. У некоторых имелись парни подходящего возраста. Я понимаю ход твоих мыслей. Приличные родители, приличные мальчики. Мы вполне могли кого-то проворонить.

– Забудь о них, – сказал Юханссон. – Красный «гольф» стоял припаркованный там, где свидетель, как он утверждал сначала, видел его. Дом дамы и есть наше место преступления, Майбломместиген, номер 2. Ты можешь передать мне тот пакет? – спросил он и показал кивком. – С моими вещами из больницы. С твоими папками.

– Конечно, – сказал Ярнебринг. – Хотя в папках ведь вряд ли есть что-то, пропущенное нами.

– Речь не о них, – сказал Юханссон. – Я собираюсь показать тебе другую вещицу, которую вы пропустили.

Не без труда он отыскал пластиковый пакет с красной заколкой для волос. Выудил ее своей сохранившей работоспособность левой рукой и передал Ярнебрингу.

– Ничего не напоминает? – спросил Юханссон.

Выражение глаз Ярнебринга внезапно изменилось. Они сузились и впились в предмет, который его друг осторожно поднял своей правой рукой.

– Да, – сказал он. – Сейчас я точно на твоей стороне, и ты должен, черт возьми, объясниться.

Юханссон лишь покачал головой.

– Мы вернемся к этому позднее, – сказал он.

– А почему не сейчас? Эта заколка причинила нам массу проблем. Просто ужас, как много.

– Мы вернемся к этому позднее, – повторил Юханссон. – Почему, кстати, возникли проблемы из-за нее? Вы ведь не нашли никакой заколки?

– Именно из-за этого. Жасмин имела длинные черные волосы – сантиметров на двадцать ниже плеч, – и она обычно собирала их вместе при помощи заколки или ленты. У нее была целая куча таких приспособлений. Если она хотела быть по-настоящему красивой, мать помогала ей сделать прическу. Я даже видел ее карточку, где она с волосами, уложенными как у Фарах Диба. Ну той, которая вышла замуж за шаха Ирана, ты знаешь?

«При чем здесь она? – подумал Юханссон. – Ну да, вышла замуж за шаха Ирана Мохаммеда Пехлеви».

– Да, я слушаю, – сказал он.

– Первое общее описание девочки сделал коллега Сундман, живший по соседству с ее матерью, ты знаешь. Уже в тот вечер, когда она исчезла. Согласно ему, ее волосы были собраны при помощи красной пластмассовой заколки в форме маленькой обезьянки…

– Мончичи. Обезьянки Мончичи.

– Именно, – подтвердил Ярнебринг и поднял протокол с перечнем одежды Жасмин и прочих ее принадлежностей. – Сундман вполне адекватный коллега, и когда мы нашли девочку, все сошлось тютелька в тютельку. Как ты помнишь, преступник сунул одежду и другие вещи в пакет. Все лежало в двух пластиковых мешках в сотне метров от тела.

– Я помню, – сказал Юханссон.

– Все находилось там, – продолжил Ярнебринг. – Даже два ее колечка и часы. Проездной билет, все-все-все. За исключением заколки для волос, которая, как считали Сундман и ее мать, в тот день украшала голову девочки.

– Как она была одета? – спросил Юханссон.

– Белые кожаные мокасины, по-моему, их называли индейскими туфлями. Все маленькие девочки имели такие в те времена. Белые носки, белые трусики. Голубые джинсы, розовая футболка, ее ведь она надела, когда облилась дома у матери, маленький рюкзачок фирмы «Адидас», такого же цвета, как футболка. Вокруг талии она завязала свою куртку. Синюю тонкую фирмы «Фьялравен». У нее были часы, два кольца, проездной билет. И в рюкзаке всего понемногу. Газета, жвачка, пакетик мятных таблеток, кошелек, тоже розовый, кожаный. Насколько я помню, мать рассказывала мне, что красный и розовый были любимыми цветами Жасмин.

– Все сошлось?

– Да, – подтвердил Ярнебринг. – Все, за исключением заколки.

– Что вы тогда подумали?

– Первой мыслью стало, что она забыла надеть ее, как цепочку с ключами, когда меняла облитую белую блузку на розовую футболку. Все остальное было в наличии, зачем же преступнику оставлять заколку для волос? В тех случаях, когда что-то отсутствовало при подобных преступлениях, речь обычно шла о трусиках жертвы. Короче, по общему мнению, она просто забыла ее надеть. Точно как цепочку с ключами. Бекстрём даже не сомневался на сей счет. Не понимал, в чем проблема. Поэтому мы так и не дополнили описание.

– Ага, – сказал Юханссон. – Почему же тогда заколка не лежала в ванной? Ее ключи ведь оказались там.

– Точно. Плюс, по словам коллеги Сундмана, ее волосы точно были собраны вместе, когда она пробежала мимо него на пути к метро.

– Заколка находилась на ней, – сказал Юханссон. – Именно ее ты держишь в руке.

– Я тебя услышал, – кивнул Ярнебринг. – И даже склонен тебе поверить. Что меня дьявольски обеспокоило. Как она могла внезапно оказаться у тебя двадцать пять лет спустя? Вряд ли ведь ты тайком хранил ее все эти годы, пока совесть не проснулась из-за тромба в твоей башке?

– Тебе не из-за чего волноваться, – усмехнулся Юханссон. – Я получил ее вчера.

«По-моему, вчера», – подумал он.

– Ты получил ее вчера. От кого же?

– От анонимного осведомителя, – сказал Юханссон. – Можешь быть совершенно спокоен. Он точно не является твоим неизвестным убийцей. Тебе не о чем волноваться.