Окинув взглядом помещение бара и не обращая внимания на весьма беззастенчивое рассматривание всеми без исключения посетителями, Саша прошел к стойке и обратился к кассиру, стараясь не забывать о непременном немецком акценте:

– Buenas noches! Sabe usted si se encuentra aquí el Señor Orlando Castillo, el director del Hospital?..[56] – память подкидывала, казалось бы, забытые слова. Сказывалось влияние языковой среды.

Кассир перебил учтивого немца и показал на одного из посетителей, почему-то в одиночестве коротавшего вечер.

– Mire! Es el que està sentado en aquella mesa[57].

– Muchas gracias, Señor! – произнес Саша и направился к указанному столику.

Директор госпиталя поднял на него глаза. Мужчина лет сорока, явно местный, но было в его лице что-то интеллектуальное. О чем думал сеньор Орландо? Как и все медики, наверное, о работе, о больных, о госпитале. О чем еще? Выбирая профессию медика, человек приговаривает себя к ней, и где бы он ни находился, и что бы ни происходило вокруг, он всегда думает о работе.

Саша положил пакет на стол и сказал:

– Buenas noches, Doctor Castillo! Mi nombre es Piter von Blut[58].

Судя по всему, Кастильо еще не выпил ни капли. Он широко улыбнулся и встал, протягивая руку.

– Saludos, Señor Blut! Mucho gusto! Le esperaba, siéntese![59]

Саша, не садясь, пожал протянутую руку, отметив ее крепость. Он не любил вялые аморфные рукопожатия. Дон Кастильо, судя по всему, хирург. Рука у него твердая. Видимо, и директор понял, что герр Питер решительный и серьезный человек. Он еще раз жестом указал на свободный стул. Саша присел.

– Gracias! Mucho gusto! Antes que nada, tenga! Le traje un pequeño obsequio, espero le guste[60].

Доктор Кастильо пришел в восторг от слов инженера фон Блута, он разразился тирадой, которую Саша понял не всю, и лишь позже, перебирая в памяти все фразы, перевел как: «Большое спасибо! Вы уже поужинали? Что вы будете?

Закажите! Эй, Тоньё! Давай, обслуживай гостя!»[61] Стало ясно, что с виски Саша очень удачно угадал. Директор оценил подарок. Теперь становилось ясно, что ночную работу придется исключить. Дон Орландо считает себя должником и очень хочет напоить немца, а заодно и накормить.

Саша жестом остановил подбежавшего официанта и обратился к директору, или, как бы сказали у нас, – главному врачу госпиталя:

– Gracias, Doctor Castillo! Permìtame invitarlo al Restaurante Le Chandelier, entiendo que no està lejos de aquí, ahì comemos, conversamos y tomamos par de tragos de Tequila, què dice?..[62]

Это предложение привело дона Орландо в совершеннейший восторг. Очевидно, что он не любитель надраться в одиночестве, но приятный собеседник, да еще и инженер по медоборудованию, приехал, как было сообщено в письме от сервисной компании. Значит, скоро госпиталь обретет новый рентгеновский аппарат, который за каким-то непонятным хреном сперва утащили в Теотекасинте, для тамошнего медпункта, но директору удалось перевезти все ящики к себе, в Халапу. О чем он и сообщил инженеру Блуту.

Они вышли вместе на улицу, и директор закинул в свой «шеви» пакет с виски.

– Vamos en mi vehículo, – сказал Саша. – Entonces me quedo aquí[63].

В ресторане они сделали заказ. Доктор взял рыбу на гриле с жареными бананами и овощами, а Саша – жареных креветок с картофельным соте и брокколи под грибным соусом. Официант все записал и задал естественный вопрос:

– Y para tomar què desean?[64]

Саша обратился к директору:

– Doctor Castillo, què vamos a tomar?[65]

Они говорили о медицине, о том, что новый рентген госпиталю нужен как воздух. Что сеньор фон Блут, конечно, трудоголик, и в Германии рабочий день, но сейчас дон Кастильо не поедет на работу. Ведь он и так почти все дни не может толком отдохнуть, ибо вероятны неотложные операции! Сегодня есть другой дежурный хирург. Все завтра! Завтра будет утро, будет и работа!

Саша смирился. Он выслушал рассказ директора, как строили госпиталь, что все сдвинулось с мертвой точки, когда к власти пришел товарищ Ортега. Они вышли из ресторана, негромко напевая песню «Хаста сьемпре, команданте!..», посвященную гибели Че Гевары. И оба сошлись на мнении, что лучше, чем Наталья Кардоне, ее никто не поет. Они поговорили о героическом революционере, и директор удивился, как много знает немец. На что герр Питер сообщил, что родился еще в ГДР, и его родители были влюблены в певца Дина Рида, а самой популярной песней в их доме была «Венсеремос». Дон Кастильо оценил такое воспитание. «Тем более, – добавил Саша, – мне очень нравится, что в клипе Кардоне ее образ вполне реально отражает ту самую женщину, что возглавила движение после гибели команданте Че, а она немка по происхождению!» Этим сообщением инженер фон Блут окончательно растопил сердце директора госпиталя. «Вы настоящий сандинист, камарад Педро! Отныне я буду вас называть только так!»

«Ну, Педро так Педро…» – подумал Саша. Он отвез директора к тому же бару, откуда его забрал, и вернулся в отель. В России день. Сна ни в одном глазу. На улице ясная тропическая ночь и небо, полное огромных звезд.

Саша думал о Тане: «Как она там, в весенней слякотной и холодной Москве?» Завтра он выполнит задание и сразу погонит машину в Манагуа, улетать снова через Гондурас ему уже нельзя. О нем знает весь городок. Наверняка знают и в полиции. Его видели в компании с Кастильо, а значит, внаглую уже не придут выяснять, кто он и зачем тут появился. Это хорошо. Сейчас контрразведки ЕС и США пытаются выяснить, кто из двух фон Блутов настоящий… На выяснение нужно время, а вот на обмен информацией – мгновения! Они несколько часов будут решать, как им быть. И почти наверняка решат меня выкрасть. Но спешить они не станут. Постараются выяснить мои официальные планы. Брать на виду в Халапе нельзя. Значит, решат выследить по дороге и перехватить. Уйти надо, насколько возможно, тихо и незаметно. Как? Надо думать. Можно, конечно, уезжая из Халапы, убрать немецкий акцент и называться Педро Ля Сангре, а мало ли в Никарагуа Педро? Усмехнувшись этой мысли, Саша заснул.