Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так что же делать?
– Помнить, что прощение палачам – это новое преступление перед жертвами…Искариот, сдвинув на затылок свою шляпу коричневого цвета, перекинув через плечо свой дорогой французский пиджак и расстегнув жилет тройки, под которым оказалась белоснежная модная сорочка с тесненной планкой, прикрывавшей перламутровые пуговицы, откинув галстук на свободное плечо, и оттого, ставший похожим на преуспевающего профессора на отдыхе, задумчиво проговорил:
– Да. Дьявол вволю повеселился в этом мире.
– ? – Риоль обернулся в сторону Искариота.
– Он сделал этот мир предсказуемо несчастным…Риолю хотелось покинуть этот мир.
Не хотелось в нем быть.
И он знал – почему.
Только не мог сформулировать слова.
– …Не то, чтобы ты не мог бы быть рабом, если бы тебе выпала такая судьба в иных веках – от судьбы уходят немногие.
Ты просто не хочешь быть рабом добровольно, – проговорил Искариот.* * *
…– Куда мы теперь? – спросила девушка, нарисованная акварелью, после того, как, выйдя на последней станции метро, они несколько раз, пересаживаясь с трамвая на трамвай, добрались до пригорода, – В Мытищах мы уже были.
– Это не Мытищи, а Переделкино, – ответил ей Крайст.
– Крайст, ты опять приведешь нас куда-нибудь туда, где быть не захочется, – девушка разговаривала с Крайстом, не подбирая слов и не смущаясь – так, на равных, говорят друг с другом, не обращая внимания на возраст и социальный статус, старые попутчики уже испытавшие и совместный страх, и общую радость от успехов.
Почему ты так поступаешь, Крайст?
– Но, милое дитя, я ведь должен показать Риолю все самое важное.
Иначе я не смогу помочь ему найти ответы.
Прости, что я заставляю вас мучаться…
Шедший у них за спиной Искариот прошептал, ни к ому не обращаясь: – Вот я и увидел, как Бог исповедуется перед грешницей…
– Мы не надолго заглянем в то время, когда показалось, что ради дороги можно отказаться от благополучия.
– Почему же мы зайдем туда не надолго? – спросил Риоль, – Может быть, именно в этом времени кроются ответы?
– Риоль, мы зайдем туда не на долго, потому, что время это длилось очень не долго.
Долго такое время продолжаться не могло
– Почему?
– Потому, что оно очень многое обещало, но ничего не могло дать.
– Почему? – допытывался Риоль.
– Потому, что это время оставалось социализмом…– Все-таки, я чувствую, что идти нам придется далеко, – вздохнула девушка, нарисованная углем.
– Пусть тебя успокоит то, что дальше всех заходит тот, кто не знает куда идет, – улыбнулся ей Искариот.
– С чего ты это взял?
– Колумб, например, когда шел – не знал куда идет, а когда вернулся обратно – не знал, откуда вернулся……Начинало темнеть.
День затихал на глазах.
Затихал, затихал и затих.
И эта самая бескровная и привычная смерть не рождала ни сожаления, ни удивления потому, что на смену дня пришел теплый вечер с его тенями, тайнами и откровениями на земле и красками в небе.
– Небо распоряжается тем, чтобы на земле было красиво… – прошептала девушка, нарисованная акварелью.
И с ней никто не стал спорить…* * *
Сумерки перераспределяют свет, рассеивая его и делая отраженным от всего того, что еще не успело спрятаться в темноту вечера. И потому, темные предметы становятся более контрастными на фоне любых отражений.
Более важными и значительными.
Именно такими стали ветви деревьев, закамуфлированные сумраком под сумрак, затаивающие под собой тропинку, по которой Риоль и его спутники спускались по довольно крутому откосу к реке, рябившейся сквозь темную листву.
Вода подначивала и провоцировала лунный свет, предлагая себя в сосоздатели блеска.
И делала это не только самоуверенно, но и красиво.
А звезды тонули в воде и утешались своей необитаемостью.
Темнота скрадывала мелочи. Уничтожала нюансы своего существования.
Впереди шел Искариот.
Шел, заложив руки в карманы, сдвинув свою шляпу на затылок, раздвигая плечами ветки кустов. Шел так, словно дорога была ему знакома, как собственная квартира.
Впрочем, Риоль уже убедился в том, что Искариот часто ходит по дорогам так, словно они ему давно знакомы.
А то, что собственной квартиры у Искариота, совершенно очевидно, не было, никого, в том числе и его самого, не смущало.
Девушки спускались к берегу, осторожно ставя свои ножки на не знакомую, местами скользкую, покрытую вытоптанными из-под земли, цепкими корнями деревьев, землю.
Они поддерживали друг друга под руки, и двигались так, словно шли по земле в первый раз.
Девушка, скачанная с интернета, глядя на прямую неколебимую спину Искариота, спросила:
– Ты, Искариот, что, уже бывал здесь?
– Нет.
– Значит, ты из тех, кто умеет искать дорогу в темноте.
– Когда я был маленьким, я благоговел перед теми, кто учился искать дорогу во мраке.
Когда вырос – стал с сомнением относиться к тем, кто говорит, что научился это делать…– Почему же ты никогда не сбиваешься с пути? – девушка, нарисованная акварелью смотрела на Искариота с иронией, но чувствовалось, что вопрос она задает серьезно, – Может у тебя все-таки есть какие-нибудь вешки на дороге?
Искариот в ответ только вяло махнул рукой, так, словно речь шла об очевидном:
– Надо только не забывать, что дороги и в ад, и в рай проложены по одной и той же земле…Тогда девушка, нарисованная акварелью, повернулась к Риолю:
– А ты, как идешь в темноте?
– Чтобы я двигался, – ответил Риоль, – Хотят мои желания.
– Может, и мои желания хотят того же, – тихо сказала девушка, скачанная с интернета, словно случайно приолакотившись на Риоля.
Девушка, нарисованная акварелью, прищурила глаза. А потом прошептала, посмотрев на девушку, скачанную с интернета, соперничающим взглядом:
– Может быть, желания у нас одинаковые…Крайст, явно уставший от дороги, опирался на плечо Риоля, двигавшегося по уже почти не видимой тропе с опытностью человека, научившегося в своих путешествиях ходить по не знакомой земле. Делая ноги опорными попеременно, и лишь после того, как убеждался в том, что они находили настоящую опору…
При этом, Риоль внимательно слушал темноту, и первым различил в шелесте ветвей человеческие голоса:
– Крайст, – тихо сказал он, наклонив голову к плечу, – Там, впереди люди.
– Да, – спокойно ответил Крайст, – Скоро мы увидим их костер. Именно туда я вас и веду.