Давыд понял, что ему выгоднее солгать. Сваливая большую часть своей вины на Святополка, он, глядишь, сохранит за собой Владимир.

– Знал, – ответил он, потупив глаза.

– Ты все врешь, пес! – вскрикнул Святополк, но его голос был заглушен мощным голосом Мономаха:

– И недаром ведь Святополк упрятал в тюрьму попа Василия, очевидца чудовищных событий и автора этой повести. Лишь чудом тот смог бежать ко мне и написать свою правдивую повесть.

Мономах умолчал о том, что в свое время и не подумал вступиться за Василия. Кто же тогда мог знать, что этот поп так ему понадобится?

За смещение и постриг Святополка выступили, помимо Мономаха и Олега, братья Олега, а также сыновья и племянники обоих. Примкнули к их партии и Василько с Володарем, сильно обиженные на Святополка.

В числе прочих за смещение голосовал и Мстислав, прекрасно понимавший, что Святополк в Киеве – это беда для Руси. Несмотря на все ссоры и разногласия с отцом, он по-прежнему любил того и хотел видеть на киевском престоле. Нынешний путь к власти он считал вполне достойным.

Но другие удельные князья, составлявшие на съезде большинство, не поддержали противников великого князя. Их вполне устраивал безвольный Святополк, что бы он там ни натворил. Если же к власти придут Мономах или Олег, то неминуемо положат конец их вольности. Как видим, их взгляды мало чем отличались от взглядов киевских бояр.

Святополк снова и уже окончательно был спасен.

После этого все занялись Давыдом. Единодушно было решено отобрать у него Владимир.

– Да как вы смеете? – возмущался Давыд. – Владимир дан мне на Любечском съезде.

– Это ты уже сегодня говорил, – произнес Мономах, срывая на Давыде зло. – Но как ты смеешь поминать Любечский съезд, подло нарушив клятву, данную там? Вы тогда многое не продумали, братья, – Мономах обращался уже ко всем, – вы решили, что никто не пойдет на другого, полагаясь лишь на клятву и целование креста. Увы, мы видим, как некоторые князья соблюдают клятвы. – Он выразительно посмотрел на Святополка, позволив себе последний, ничего не решавший выпад. – Пусть, раз уж так было решено, каждый владеет отчиной своей, и никто да не вправе отнять ее у него. Но если кто-то нарушит клятву и пойдет на другого, тогда князья имеют право отнять у него отчину.

Все согласились с этим и целовали крест.

Давыд Игоревич был лишен Владимира и отправлен княжить в небольшой город Дорогобуж. Там спустя двенадцать лет и закончился его жизненный путь. Поразительно, что такой мелкой и подлой личности удалось быть одной из самых главных фигур междоусобицы и сыграть значительную роль в русской истории.

Во Владимир Святополк, как и рассчитывал, отправил княжить своего (теперь единственного) сына Ярославца.

– Великое дело мы совершили сегодня, сынок, – сказал Мономах, возвращаясь вместе с Мстиславом из Уветичей. – Теперь долго не будет на Руси усобиц.

– Ты прав, отец, – согласился Мстислав.

Но на душе у Мономаха скребли кошки. Что ему до изгнания из Владимира Давыда Игоревича, если Святополк по-прежнему остается великим князем?

Словно читая его мысли, Мстислав спросил:

– А как же быть с киевским престолом? Неужто на нем так и останется клятвопреступник Святополк? Ведь только ты можешь вновь объединить Русь.

– Наконец-то ты опять заговорил со мной, как подобает сыну, – довольно хмыкнул Мономах. – Видно, поумнел-таки в двадцать четыре года.

– Я по-прежнему вижу твои недостатки, отец, – произнес Мстислав. – Но я знаю, что только ты один можешь объединить Русь. Я бы не смог. Удержать ее – надеюсь, но объединить – нет.

– Согласен, – кивнул Мономах. – Я ведь тоже знаю твои недостатки. Ты слишком благочестив для того, чтобы объединить Русь. А я это могу, ты прав. Но для начала надо получить киевский престол. Чего я только не делал ради этого, и все пошло прахом. А теперь… теперь я больше не вижу путей к этому. Слишком многих устраивает слабый Святополк, устраивает раздробленность. Но все люди смертны. Святополк старше меня лишь на три года: ему пятьдесят, а мне сорок семь. Считай, мы с ним ровесники. Но я крепче телом и надеюсь намного пережить его.

– Но ведь ему будет наследовать его сын Ярославец, нынешний князь владимирский.

– Да, это вероятнее всего. Но кто знает, может быть… Надо надеяться на Бога. Если Бог за меня, если я не прогневил Его, то Он даст мне власть. Ты чище и праведнее меня, Мстислав. Молись же за меня, склони Бога на мою сторону. Пусть Он тоже поймет, что не хвастовство это, не гордыня, что не выживет без меня Русь. Молись.

осле крушения своих планов в Уветичах Мономах стал гораздо больше пить браги и предаваться хандре. Даже свое жизнеописание он забросил, да и за летописью Сильвестра почти перестал следить. Часто он говорил Мстиславу или своим дружинникам, что Русь погибла и ей уже не воскреснуть.

Но долгая хандра была чужда его натуре, и, потосковав немного, он заводил речь о новом походе против половцев, которые не переставали совершать набеги на Русь. Из всех пограничных княжеств только Переяславское с его укрепленной Мономахом границей было спасено от этих набегов.

Олег Святославич окончательно утихомирился. Прошел уже целый год после успешного завершения крестового похода, а от императора Алексея Комнина не было никаких известий. Как видно, император охладел к идее сделать Русь областью Ромеи.

Олег оставил мечты о киевском престоле и решил довольствоваться Черниговом. Зато подросли его сыновья.

Старший сын, Всеволод, названный в честь дяди тогда, когда тот еще не стал врагом Олега, страшный пьяница и развратник, прославился набегами на мирное население, в которых охотно принимали участие дружинники Олега, вспомнившие свое тьмутараканское разбойничье прошлое. Олег Всеволода терпеть не мог и прилюдно называл выродком. Всеволод попал в русские былины как отрицательный герой под именем Чурила.

Средний сын, Игорь, был очень набожен, больше всего на свете ценил книги и духовное пение. Его отец тоже не слишком жаловал.

Любил Олег только младшего сына, Святослава, названного в честь своего деда. Женатый на половчанке, Святослав продолжал дело отца и приводил на Русь отряды своих степных родичей.

Начался двенадцатый век, о чем на Руси никто не подозревал, поскольку летосчисление велось от сотворения мира по ромейской эре. И тем не менее последний год прошлого, одиннадцатого века был своеобразным рубежом. На Руси закончились усобицы, закрепилась раздробленность, и окончательно упрочилось незавидное положение великого князя Святополка.

Первый год нового века (а год в те времена начинался в марте) ознаменовался тем, что четырнадцатого апреля скончался один из великих героев века прошлого, старый князь Всеслав Полоцкий, последний из русских князей, кто хоть и был крещен, но открыто исповедовал язычество. Ему было шестьдесят девять лет, и он был единственным князем, кто не явился ни на Любечский съезд, ни на съезд в Уветичах. Он мог бы сослаться на свой преклонный возраст и прислать вместо себя сына Глеба, однако не сделал этого.