Получив обратно дочь, Святополк подписал пятнадцатого сентября мирное соглашение с половцами, после чего и те и другие разошлись в разные стороны.

Предслава со страхом ожидала встречи с отцом. В душе несчастной женщины перемешались два чувства – любовь к отцу, родной земле и любовь к Боняку. К счастью, у нее не было детей – ни от Тугор-хана, ни от Боняка.

Святополк принял ее ласково, и она расплакалась у отца на груди.

– Прости меня, дочь, – сказал Святополк. – Вовсе не такую судьбу хотел я тебе уготовить. Но виной здесь Мономах, который коварным убийством послов разрушил мои дружеские отношения с твоим мужем Тугор-ханом. Он и сейчас был против мира, позволившего вернуть тебя на родную землю, а родную землю спасти от половецких набегов. Но все закончилось хорошо, и, слава богу, мы вместе.

– Что же меня ждет? – спросила Предслава.

– Ты еще молода и могла бы выйти замуж, будь ты только вдовой Тугор-хана, – ответил Святополк. – Но ты была рабыней и наложницей Боняка. Посуди сама, кто тебя теперь возьмет? Тебе осталось уйти в монастырь и замаливать там свой невольный грех, за который Господь, я уверен, простит тебя. Я же обещаю часто навещать тебя в монастыре.

Предслава сразу как-то поникла.

Наутро обнаружили, что она исчезла. В ее опочивальне нашли записку: «Я ухожу обратно в степь, к Боняку. Он всегда любил меня и не сделал мне ничего плохого. Лучше быть рабыней у волка, чем монашкой у псов».

Мужчины имеют обыкновение влиять на любящих женщин, и в этой записке трудно было не почувствовать характерный стиль Боняка.

Святополк в очередной раз оказался в дурацком положении. Он надеялся подписанием мира хоть немного поднять свой престиж, но все было безнадежно испорчено тем, что родная дочь убежала от него к Боняку. И это сразу сделало новый мир непрочным – на радость Мономаху.

В следующем, 1102 году племянник Святополка Ярослав Ярополчич, княживший в Берестье, где ранее княжил его тезка и двоюродный брат, потребовал отдать себе Владимир Волынский, а сына Святополка вернуть в Берестье – на том основании, что его, Ярослава, отец был старше Святополка. Святополк и Ярополк были близнецами, но Ярополк родился первым, и согласно лествичному порядку его сын действительно имел право на лучшие владения.

Однако Святополк не собирался обделять родного сына. Еще жива была его мать, которая охотно согласилась подтвердить, что Святополк родился первым.

Но и Ярослав Ярополчич был далеко не глуп. Прекрасно сознавая свою слабость, он обратился за помощью к Мономаху.

Предвидя такой оборот событий, Святополк пошел на Берестье. Не поддержанный горожанами Ярослав Ярополчич был схвачен и в оковах отправлен в Киев.

Мономах получил послание от Ярополчича почти одновременно с известием об аресте того. Он собирался выступить с предложением созвать новый съезд всех князей для решения возникшего спорного вопроса, но, узнав о свидетельстве (или, если точнее, лжесвидетельстве) вдовы Изяслава о том, что Святополк родился у нее первым, понял, что добиваться здесь чего-нибудь бесполезно.

Святополк не мог не вспомнить Олега Святославича, который точно так же отплатил своему дяде Всеволоду неблагодарностью за все сделанное добро (и точно так же имел на это законное право).

Между тем за Ярослава Ярополчича просили и митрополит, и игумен Иван Туровский. Они объясняли безумный поступок князя его молодостью и, как водится, дурным влиянием советников.

Ярослав Ярополчич дал клятву у гроба святых Бориса и Глеба более не претендовать на киевский престол, после чего с него сняли оковы. Княжения в Берестье его лишили, и он остался жить в Киеве.

Первого октября, нарушив клятву, Ярослав Ярополчич бежал из Киева и принялся собирать войско. Он снова послал к Мономаху, но тот не ответил. Мономах, возможно, и поддержал бы мятежника, если бы тот не давал клятвы. Поддержать клятвопреступника после того, как сам Мономах обличал в своем «Поучении» клятвопреступления, имея в виду Святополка, означало разрушить столько лет лепившийся им образ безупречного князя.

Против Ярослава Ярополчича выступил по поручению отца его тезка, князь владимирский. Их войска сошлись на реке Нуре. Ярослав Владимирский обманом завлек двоюродного брата в свой лагерь якобы для переговоров и взял в плен. Ярослав Ярополчич был доставлен в Киев и посажен в тюрьму. На этот раз за него уже никто не просил.

Одиннадцатого августа незадачливый Ярослав Ярополчич скончался в тюрьме. Учитывая, что он был еще очень молод, можно предположить: он был отравлен или удавлен по приказу своего дяди.

Святополк не забыл, как много лет назад новгородцы изгнали его, предпочтя ему двенадцатилетнего Мстислава. Теперь он решил, что настало время поквитаться.

Двадцатого декабря он направил новгородцам послание, где предложил им принять в качестве князя своего сына Ярославца. В отдельном послании к Мстиславу Святополк обещал тому принадлежащий Ярославцу Владимир Волынский. Условия, как утверждал великий князь, были достойные: сменить один крупный город на другой.

Святополк, конечно же, лукавил: Владимир Волынский не мог сравниться с таким огромным торговым городом, как Новгород, через который шли связи Руси со скандинавскими странами.

Мстислав понимал, что во избежание усобицы ему придется исполнить волю великого князя. Он не желал, защищая свои права, ссылаться на решения ненавистного ему Любечского съезда, который признал Новгород его отчиной. Но расставание с Новгородом, который успел за четырнадцать лет стать ему родным и с которым были связаны воспоминания его ранней юности и первой любви, он считал трагедией. К тому же это было унижением – и для него, и для его отца.

Однако новгородцы, не такие щепетильные, как Мстислав, вовсе не собирались подчиняться воле какого-то там Святополка. Они отправили тому наглое послание: «Не хотели тебя, не хотим и сына твоего. Если две головы имеет твой сын, пришли его; а Мстислава дал нам дед его Всеволод, и мы сами вскормили себе князя».

Святополк долго спорил с приехавшими в Киев новгородцами, но в конце концов вынужден был уступить и признать очередное свое бесславное поражение. Когда все это дело счастливо разрешилось, Мстислав созвал в Новгороде вече.

– Братья! – воскликнул он со слезами на глазах. – Благодарю вас за то, что вы поддержали меня в трудную минуту. Вы помогли мне, когда меня хотел изгнать из Новгорода Олег Гориславич, – тем ценнее ваша поддержка теперь, когда меня хотел изгнать сам великий князь. Вы сказали, что вскормили меня, и это правда: я вскормлен вами, я – новгородец душой и телом, хоть и родился не в Новгороде, и всегда, клянусь Богом, я буду предан нашему с вами городу.

Ответом ему был восторженный рев толпы. Новгородцы обожали Мстислава.

События 1102 года вызвали много толков. Одни говорили, что съезд в Уветичах ничего не дал и усобицы на Руси продолжаются – пусть с меньшей силой, но то ли еще будет. Другие возражали, что мятеж Ярослава Ярополчича был лишь внутрисемейной распрей (никто даже не подозревал, что в нее мог вмешаться Мономах), а попытка Святополка отобрать у Мстислава Новгород и посадить там своего сына лишь показала, что никто уже не считается с великим князем. Упирали и на то, что все эти события обошлись без пролитой крови, а также на то, что речь шла лишь о перераспределении власти в отдельных княжествах и сложившийся после княжеских съездов порядок оказался незыблемым.