Журналистка и путешественник обнялись. Поцеловали друг друга в холодные щеки. Дурацкий спасательный жилет надоедливо скрипел, путаясь между ними.

— Ну я пошла, — помахала она рукой.

Мужчина кивнул.

Сотни прощаний научили его расставаться с улыбкой.

Чилийка спускалась вниз, ища неуверенной ногой деревянную ступеньку. Снизу, стоя в лодке, веревочную лестницу удерживал военный, но та все равно непослушно раскачивалась и билась о металлический борт. Другой военный сидел у мотора, поддавая газ, дабы примкнуть резиновым боком к кораблю.

Женщине помогли спуститься, и она села на круглый резиновый край, толстый, как сарделька. Крепко ухватилась за веревку, протянутую вдоль борта.

Зодиак с десятком неподвижных фигур заскользил по зеркалу в сторону берега, где вдалеке виднелись красные строения антарктической станции «Прат». Никаких встречных волн, ничего не создавало помех. Лодка шла мягко, как едут санки, изредка отбрасывая в стороны белесые брызги.

Кит, потревоженный айсбергом, покинул бухту. Айсберг, потревоживший кита, покачивался в водяной толще. На его верхушку уселась крупная коричневая птица.

Журналистка думала о той истории, которую поведал путешественник: вспомнила русскую зиму, азиатские джунгли, черную Африку, затем путь через Южную Америку и до Антарктики. Она вдруг увидела в нем саму себя. Ощутила неутолимую тягу к жизни и безрассудству.

Обернувшись, женщина пробежала взглядом по всей длине остроносого Акилеса.

На серой палубе никого.

Усыпанный ледяными осколками берег приближается.

Мотор лодки гудит.

* * *

«Boa noite, мои дорогие! Это что-то невероятное! Наш замечательный город, Рио-де-Жанейро, замер в ожидании. Как вы видите, все готово к новогодней феерии: улыбки на лицах людей, на сцене идет красочное представление. Люди стекаются со всех концов Бразилии, из других стран, сюда на Копакабану, самый знаменитый пляж в мире, где, по предварительным подсчетам, в эту ночь ожидается более двух миллионов человек! Просто невообразимо! Поток людей не прекращается, народ занимает места, танцует, залезает в океан поплескаться. Всего несколько часов остается до наступления волшебства, совсем скоро пробьют куранты. Ждем вас здесь, обязательно приходите и не забудьте, по традиции, нарядиться во все белое. Я вам обещаю, будет жарко. С праздником, дорогие кариоки, увидимся! Вам слово…»

«То ли зеркало полнит», — подумала девушка, — «то ли платье какое-то не такое…»

Поворачивается боком.

Схватив кулачком подол, оттопыривает вбок. Ткань растянулась веером к утонченным коленкам.

Отпускает подол. Поправляет чашечки на груди.

Наряд замечательно подчеркивает бедра, но что-то все равно не так; и цвет какой-то дурацкий.

Карамба!

Стягивает с себя платье, бросив на спинку стула.

Садится перед зеркалом.

Жует, быстро двигает челюстями.

Достает изо рта жвачку. Давит пальцем, приклеивая к отражению в зеркале.

Зажигает сигарету.

— При, да чтоб тебя! — доносится из соседней комнаты. — Поторапливайся, а то все пропустим!

Девушка кладет сигарету в пепельницу.

Суетится.

Возится с застежкой на сандалии. Золотистая пряжка не поддается — поддевает ногтем, но тот трескается.

— Поха! Каральо! — вскакивает, ругаясь.

Прислоняет пострадавший палец к губам.

Заходит Габи. На нем стильная шляпа и белая майка, подчеркивающая мускулистую грудь. Габи благоухает, комната тотчас наполняется ароматом цветочного парфюма.

— Дорогая, ты в порядке? — разгоняет ладонями дым, будто на него напали мошки.

Глядит удивленно.

Упирается запястьями в бок, восклицая:

— Меу деуш! Ты так и пойдешь, в одних трусиках?

«…остается ровно два часа до наступления нового две тысячи шш…”. Экран телевизора гаснет, Габи откладывает пульт в сторону.

Подходит.

Нежно поправляет ее прямые и черные, как у индианки, волосы.

— Мне нравится твой животик, — говорит.

— Разве? — надув губы. — Он слишком толстый!

— Толстый? Ты совсем худышка, смотри как кости торчат! А животик просто идеальный, я же не стану врать!

При тихонько улыбается.

— Погоди, у меня есть кое-что, — достает из кармана пурпурный цветок.

— Господи, где ты достал лелию?

Бразилец вплетает орхидею в смоляные волосы. Отходит на пару шагов, приценивается.

— Выглядишь восхитительно!

— Обригада, — опускает взгляд.

— Сегодня ты — королева ночи! Парни, как деревянные фигурки, попадают у твоих ног.

— Мне не нужны парни у ног, и вообще не нужны. Для чего? Больше проблем!

Тот смеется:

— Смотря с какой стороны посмотреть: проблема — она же и приключение.

— Ой, Габи, совсем вылетело из головы, — ударяет ладошкой по лбу, — как прошло твое свидание?

— Он мил, — закатывает глаза, — и он из Аргентины, из Росарио, если точнее. Работает в театре, представляешь? Ай! И он уже ждет нас на пляже, надо спешить! Я все приготовил…

Загибает пальцы:

— Взял полотенце, сигареты, орешки и капиринью. Смешал много-много мяты и льда, как ты любишь.

— Ай, я уж и не знаю чего я люблю! — хватает со стола железную пепельницу с горящей сигаретой.

Садится на диван, закинув ногу на ногу. Желтая обшивка ярко оттеняет тело цвета какао. От шоколадных пальцев изящными струями поднимается дым.

Габи глубоко вздыхает и садится рядом. Заглядывает в кофейные глаза:

— Опять о Нем думаешь, да?

Мулатка молча курит.

— При, дорогая, жизнь продолжается. Надо дышать полной грудью, наслаждаться. Ты сама говорила, что Он тебя научил мечтать.

Девушка холодно отвела взгляд. Сочные губы, однако, выразили еле уловимую улыбку.

Габи тянется и забирает у При сигарету. Решительно давит окурок о пепельницу, как надоедливого таракана.

— Знаешь, — продолжает бразилец, — Он был даже слишком милый! Если бы ты Его проморгала, даже не знаю, я бы… я бы точно увел такого красавца. И к черту наш уговор не воровать парней!

При уставилась круглыми белыми глазами.

Попыталась сдержать смех, но не смогла.

— Да что ты, что ты такое говоришь, дурачок. Бабака! Он бы с тобой… нет! Ни за что, — ударяет собеседника в плечо.