представляется работой талантливых избранных, записывающих что-то в одиночестве. Вот что пишет Колин Берк в своей книге «Волшебство, но не только», посвященной криптологической деятельности Агентства национальной безопасности: «Подобная героизация работы в области криптоанализа далека от истины и не несет никакой пользы. Криптоаналитические и технологические победы давались непросто… Типичный криптоанализ был и остается трудной, напряженной работой по обнаружению моделей и вычленению нужного из огромной массы исходных данных». Структуры, занимавшиеся криптографией, были засекречены, и так как многие документы до сих пор остаются под грифом “секретно”, – книга самого Берка, написанная им в 1994 году, была рассекречена лишь в 2013 году, – фактическое содержание их работы было не до конца понятно широкой публике (и до сих пор остается тайной).

Призванная помочь разгадывать коды, технология была одним из величайших триумфов войны.

Но этот монотонный фоновый шум войны всегда присутствовал: разгаданные и созданные шифры, тысячи расшифрованных разговоров, груды информации и текста, отсортированные вручную и с помощью машины. Война для радиотехнической разведки заключалась как в шифровке, так и в дешифровке сообщений, как это продемонстрировано в одной знаменитой и трагичной истории. Утром 7 декабря 1941 года Джордж Маршалл, начальник Генштаба, должен был отправить важное сообщение Объединенному командованию Вооруженных сил США в зоне Тихого океана: Япония решила отказаться от политических методов урегулирования разногласий с Соединенными Штатами; страны были на грани войны. Но как передать эту информацию? Единственная система, доступная высшему военному и политическому руководству страны, уже давно считалась ненадежной. Вместо этого сообщение было отправлено с помощью сравнительно медленного радиотелеграфа. К сожалению, оно пришло уже после того, как было совершено нападение на Перл-Харбор. Почти полное уничтожение Тихоокеанского флота стало, помимо всего прочего, призывом к действию для американских шифровальщиков.

Страны гитлеровской коалиции тоже направили свои лучшие умы и технологии на то, чтобы попытаться перехватить и расшифровать вражеские разговоры. Вальтер Шелленберг, начальник управления внешней разведки Третьего рейха, подробно описывал одну успешную операцию в конце войны:

«В начале 1944 года мы попали в точку, перехватив телефонный разговор Рузвельта и Черчилля, который услышали и расшифровали на крупном немецком посту подслушивания в Голландии. Несмотря на то что разговор был закодирован, мы расшифровали его с помощью высокосложного прибора. Он длился почти пять минут, и из него мы узнали о наращивании военных действий в Англии, что, таким образом, подтвердило многочисленные донесения о грядущем наступлении. Если бы эти два государственных деятеля знали о том, что враг подслушивает их разговор, вряд ли Рузвельт сказал бы Черчиллю на прощание: “Мы постараемся сделать все, что от нас зависит, а сейчас я пойду порыбачу”.

Криптология представляет собой проблему одновременно программного и технического обеспечения. «Программным» обеспечением может быть, в принципе, все что угодно. Как известно, около 500 индейцев племени навахо были задействованы во время Второй мировой войны: их родной язык был достаточно сложным и непонятным, и они передавали зашифрованные послания, не рискуя быть разоблаченными гитлеровской коалицией. В этом суть криптологии: ряд подмен, замена одной буквы или слова другой буквой или словом (или языком). Технологии способны помочь нарастить сложность кода, делая подмены трудными для разгадывания. А потому достижения в области криптографических технических устройств делали коды времен Второй мировой войны все более сложными. Так, к примеру, они позволяли шифровальщикам легко шифровать каждую букву сообщения из разного алфавита шифра, что делало все сообщение в целом гораздо лучше защищенным от взлома.

Вот где «Лаборатории Белла» вступили в бой: страна нуждалась в вычислительной машине такой мощи, которая бы обеспечила бо́льшую эффективность шифрования посланий и скорейшую дешифровку вражеских сообщений. Одним из примеров был «Проект X» – самая крупная система скремблирования речи той эпохи. Она была запущена зимой 1940 года и стала еще более актуальной после вступления Америки в войну. Проект был также известен как система SIGSALY: она представляла собой громоздкое электрическое оборудование весом около 55 тонн, занимавшее площадь в 2500 квадратных футов и требовавшее 30 000 ватт электроэнергии. Согласно одной оценке, в 1943 году на систему был выделен бюджет в 5 000 000 долларов, и ее обслуживала команда из 30 рабочих. Внутренний алгоритм работы системы был столь секретным, что патенты на нее не обнародовались вплоть до 1976 года. Зашифрованное сообщение, которое шло по ее проводам, звучало «примерно как блестящее исполнение “Полета шмеля” Римского-Корсакова на скрипке». Для критиков, которые считали эти звуки странными или непонятными, у Уильяма Беннетта, одного из инженеров SIGSALY, был короткий ответ: «Искажение звука сделано в целях безопасности».

В каком-то смысле SIGSALY выглядела карикатурой на компьютер середины века: она занимала все помещение, требовала круглосуточного кондиционирования и выдавала маленькие порции выходной информации, требуя большой объем загружаемой информации. (Ходила такая шутка: «Сотрудники, контролировавшие работу машины, периодически жаловались на ужасный коэффициент конверсии – 30 киловатт электроэнергии на 1 милливатт некачественной речи».) Но с другой стороны, все это не имело никакого значения. Эндрю Ходжес, автор биографии Алана Тьюринга, объяснял причину этого: «Машина работала, и это было главным. Впервые в истории засекреченная речь пересекла Атлантику».

В самом сердце системы SIGSALY была заложена технология, именуемая Вокодер. Ее создатель, признанный впоследствии инженерным гением, мог и не стать инженером. Гомер Дадли собирался посвятить свою жизнь преподаванию. Он даже какое-то время работал учителем, занимаясь с учениками пятых-восьмых классов, а потом со старшеклассниками. И хотя учебный материал не представлял никакой сложности для человека с таким интеллектом, как у него, ему не удавалось следить за дисциплиной в классе. Дадли обнаружил, как большинство учителей до и после него, что самое сложное – это поддерживать порядок среди учеников-подростков, и оказался к этому не готов. Поэтому он оставил преподавание и занялся изучением электрической инженерии, сделавшись сотрудником технического отдела компании «Вестерн Электрик», предшественника «Лабораторий Белла». Для него это был более благодарный карьерный выбор: за четыре десятка лет его работа в области телефонии и синтеза речи принесла ему тридцать семь патентов.

Сам того не подозревая, он совершил научный прорыв, который имел глобальные последствия. Дадли выдвинул гипотезу, что звуки человеческого голоса могут быть сымитированы машиной: если человеческий голос был на самом базовом уровне последовательностью вибраций воздуха, тогда почему бы эти вибрации не воспроизвести механически. Чтобы опробовать свою идею на практике, он сконструировал пару машин. Одна должна была кодировать речь в электронном виде (Вокодер, или «голосовой шифровальщик» (Voice Encoder)), а вторая осуществляла обратный процесс и выдавала генерированную машиной речь (Водер, или «демонстратор обработки голоса» (Voice Operation Demonstrator)). Вэнивар Буш находился в числе зрителей,