2

Впрочем, речь сейчас не об эстрадном мародерстве, а о судьбе художника, который, казалось бы, должен был подойти времени реформ, но которого убило это время, и сама память о нем оказалась раздавленной. Трагическая безысходность эпохи застоя выражена и в поэзии Юрия Борисова, и в безалаберном, безответственном отношении к своей жизни.

Иногда кажется, что у Юрия Борисова и не было биографии. Он возникает из тех социальных сумерек, где не сразу и разглядишь, кто там – идущий в последнюю атаку офицер или зэк на лесоповале…

3

– Мы не любили свои биографии, – рассказывал друг Юрия Борисова и Валерия Агафонова, музыкант и артист, а теперь еще по совместительству, как он подчеркивает сам, и «работник асфальтоукладки» – Валерий Кругликов.

– Почему?! – удивился я.

– А за что их любить. Ведь их ни петь, ни читать нельзя. А мы почти и не говорили между собой. Только пели. То Агафонов, то Борисов, то я.

– Ну, а все-таки… Ведь вы похоронами Борисова занимались. Вы наверняка видели какие-то документы. В конце концов, вы знакомы со многими его родственниками…

– Не знаю, – покачал головой Валерий. – Я одно могу сказать: чем больше я слушаю Борисова, тем больше мне нравится, как он поет и играет. Он не врет нигде. Ни в словах, ни в музыке, ни в голосе. Русский человек вообще не врет – ему это незачем. Ни в каком смысле. Врет – значит нерусский.

Еще Валерий Кругликов говорил, что, по его мнению, вечная неудача в жизни – едва ли не общая отличительная черта всех истинно русских поэтов. Зачастую это еще и насильственная смерть.

Как у Борисова… Он и умер-то от туберкулеза еще в те благополучные годы, когда про туберкулез можно было лишь прочитать в книжках. Но Борисов о туберкулезе узнал не из книжек.

Так что и в самом деле, если бы «вечной неудачи в жизни» достаточно было для зачисления в великие поэты, то для Борисова нужно было бы освобождать место прямо в президиуме поэтического Олимпа.

Тут не поспоришь: чего-чего, а неудач судьба отпустила ему под завязку. Всю жизнь промыкался он между отсидками без жилья, без работы. Но не озлобился, не впал в уныние. У него хватило упорства писать и петь и в этих условиях.

И он создал песни, которые созвучны были настроению поколения, которые, пусть и стилизованные под белогвардейские романсы, говорили о неудавшемся, о неосуществившемся прорыве этого поколения.

Борисов действительно не врал. Ни в словах, ни в музыке, ни в своей судьбе. Он создал песни, которые сами могли стать прорывом.

4

Юрий Борисов родился на Казанскую, 4 ноября 1944 года, в городе Уссурийске Приморского края. Почему его появление на свет произошло в такой несусветной дали, если его бабушки и деды похоронены на Серафимовском кладбище в Санкт-Петербурге, – неясно…

Валерий Кругликов припоминает, что Юрий Борисов обмолвился как-то, будто он родился почти в тюрьме. И еще мимоходом рассказал, что мать подставили, назначили на должность, связанную с материальной ответственностью, и свалили на нее недостачу. Так это или иначе – неведомо. Известно только, что в июле 1947 года Борисовы вернулись в Ленинград.

После школы Юрий учился в ремесленном училище, но токарем-револьверщиком так и не стал – загремел на первый срок.

Тогда, по слухам, он с товарищами-ремесленниками «ломанул» винный ларек. Денег на ночь там не оставляли, но зато было много бормотухи, которую «подельники» и начали распивать на скамеечке возле ларька. На этой скамеечке их и повязали.

Между прочим, тоже по слухам, в ремеслухе и познакомился Борисов с будущим исполнителем своих песен Валерием Агафоновым. После жены Любы Агафонов был, кажется, единственной жизненной удачей Борисова.

Вот так и началась взрослая жизнь Юрия Борисова.

Была тут и учеба – вначале Юрий брал частным образом уроки у известного гитариста А. И. Ковалева, а потом какое-то время учился на отделении композиции в институте культуры. Была и работа. Были и новые залеты на зону.

«Ничего в тюрьме не изменилось», «И молю я Господа, дай лимит на прописку райскую» – это слова своих песен Юрий Борисов сложил из собственной жизни.

Обычно он попадался на пустяках. Говорят, один раз он сел за паспорт, который завалился под холодильник, и Борисов не смог найти его во время паспортной проверки.

Он всегда садился непонятно как. Говорили, что он ходил от подвала к чердаку через ларек и аптеку. Тюрьмы и зоны, а на свободе – хроническое безденежье и бездомность. Обычная, ломаная русская жизнь.

Юрию Борисову не раз предлагали устроиться, но он отвергал это.

«Все богатство мое – песня да гитара», – пел он.

Еще была жена Люба, которая полюбила его до конца, до гробовой доски.

Про нее и сейчас говорят по-разному. Но иначе и не могло быть. Как это видно из воспоминаний, они с Юрием были страстные, нерасчетливые люди.

Для них было счастье петь. И, конечно, счастье, что у них были эти песни.

5

– Почему вы о белогвардейцах свои песни пишете? – спросили однажды у Борисова.

– А я был там… – ответил он.

Ответ был воспринят как не слишком удачная шутка – ни в какой белой армии Борисов не мог быть.

Но он ведь не белую армию и имел в виду. Там – это не пространство, не время, а состояние безвыходности, обреченности и безнадежности, в котором, подобно разгромленным белогвардейцам, находился и сам Борисов. Разве не о себе самом, не о нашем времени, не обо всех нас слова его песни?

Конечно же, о себе. Конечно же, о нас…

И в этом, наверное, и секрет того, почему так пронзительно звучали на закате застоя песни Борисова, и в этом отчасти причина того, почему не удалось им прорваться в будущее.