Это решение было импульсивным, как все внезапные решения, но в то же время и рациональным, моментально просчитанным. Дьявол с ней, пусть считает, что победила, пусть везет этого хренова блондинчика, Шумахера своего, — он ей разрешает. Пусть привезет, это даже кстати будет: здесь, на месте, он приставит к ним обоим по «хвосту». Начальник охраны, Кириллыч, сделает все в лучшем виде, даром что и сам гэбэшник, и весь персонал у него такой же. Только так. Пусть привезет, и пусть будет полная ясность. Не нужны ему неожиданности. «Это же надо, до какой степени я незащищен!» — ужаснулся он, когда все-таки честно признался себе, что ревнует, и ревнует остро, по-настоящему.

Он надколол любимое утреннее яйцо «в мешочек», съел хрустящий тост, машинальным кивком головы поблагодарил за завтрак молчаливую обслугу в виде опрятной женщины Любаши и незаметно для себя снова вернулся мыслями к неприятной теме.

Вот еще и Берцуллони… Что ж, он найдет способ устроить прочухон и этому европижону. Пусть Лесь-ка привезет свой отчет, а уж он, с фактами-то в руках, доведет итальянца до медвежьей болезни. И пусть сразу же по возвращении Егора во Францию выставляет его на ближайшем этапе «Формулы» — пусть этот мачо зарабатывает очки вживую.

А может, и нет между ними ничего? Одни его фантазии? Чего попусту ревновать-то? Ведь вот взять сегодняшнее утро. Он еще ничего толком не знает, а напсиховался и наворотил в мыслях столько, что едва ли не готова пойти кувырком вся его разумная и рассчитанная жизнь.

Словом, день начался до отвращения сумбурно, и у Аркадия Яковлевича возникли опасения, как бы вся эта чепуха не сказалась на предстоящих сверхсерьезных переговорах и с представителями «Бритиш петролеум», и с московским правительством.

Олеся Викторовна вальяжно раскинулась в кресле авиалайнера, по-хозяйски поглядывая на Егора. Тот сидел отчужденно, насупившись, словно напряженный бычок на аркане. Пил коньяк. «Ничего, миленький! Никуда не денешься, влюбишься и женишься… Все равно ты будешь мой, — пропела про себя Олеся. — Интересно, о чем он думает, бычок мой? Наверное, о прошмандовке своей французской… Ладно, думай. Мне тебя только до Москвы дотащить, а там уж не отделаешься». — От сладкого предвкушения она едва не застонала.

Стюардесса разносила напитки. Егор снова взял коньяк, опрокинул и тут же попросил новую порцию. Напиться, что ли? Ничего более не оставалось. Как круто она взяла его в оборот, хозяйка хренова! Мстит за напрасно прожитые минуты? Ибо он все же устоял прошедшей ночью, хоть и жалко ее было, а распахнутые в удивлении глаза Селин, когда она смотрела, как по-хозяйски вела себя с ним Олеся, эти глаза удержали его от измены. Он все же сумел выпроводить ее из номера, там, на «французской стороне», он чувствовал себя увереннее. Олеся постеснялась устраивать скандал в гостинице. Смирилась, ушла в свой номер. Что она там делала, было ясно по пустой бутылке шотландского виски. Но поутру ворвалась Сомборская к нему с видом победным, несмотря на припухшие веки и покрасневшие глаза. И с места в карьер заявила:

— Напрасно ты, Шумахер, решил, что я сдалась. Я своего так просто не отдаю, не строй на этот счет никаких иллюзий. Больше того, я думаю, ты прямо сейчас можешь начать собираться домой, в Москву. Я вовсе не собираюсь оставлять тебя этой прошмандовке!

Егор не поверил, позвонил Соболевскому, и тот подтвердил приказ: «Приезжай, отчитаешься по полной программе».

Эх, храни нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь — что правда, то правда. Он расстроился поначалу, а затем прикинул: что ни делается, все к лучшему. Лучше увезти отсюда взбалмошную барыньку. Подальше от Селин, мало ли что Олеся Викторовна может выкинуть в пылу неудовлетворенной страсти и злобы? Все что угодно. Нагадит так, что век потом не расхлебаешь. Да и с Соболевским встреча нужна. Отчитаться по полной? Да ради бога! Ему есть чем отчитываться. Пусть и итальянец отчитается. И пусть Соболевский покажет наконец, кто в доме хозяин. Он настолько уже потратился, что просто так бросить эту затею с гонками не может, не в его это правилах. А значит, скорее всего, проведет дислокацию, разбор полетов, отмерит всем сестрам по серьгам и отправит его назад, во Францию. А значит, к Селин и к «Формуле».

В общем, нужно уметь находить в плохом хорошее. А хорошего не так уж и мало. Вот и родителей повидает. Соскучились ведь старики. И он тоже соскучился.

«Здравствуй, родина», — угрюмо поприветствовал Москву Егор, утомленный и перелетом, и общением с Олесей Викторовной, всем своим видом постоянно напоминавшей о том, что он теперь словно бы не принадлежит самому себе. Это действовало на него особенно угнетающе.

Родина резко пахла бензином и сразу же поражала словно разлитым в воздухе хамством, липко пристающим к каждому, кто ступал на землю. Нудные, еле копошащиеся таможенники, милиционеры, служащие, которые маринуют тебя, не выдавая багаж так долго, словно собираясь оставить его себе, таксисты, для которых нож острый везти тебя в город…

Впрочем, их, разумеется, ждал лимузин.

— Куда едем, Олеся Викторовна? — почтительно спросил водитель, устроив чемоданы в багажнике. Олеся повернулась к Егору:

— Куда тебя везти, Егор?

Хороший вопрос! А вроде как и ехать-то было некуда: в его квартире жили сейчас родители, сам же предложил им, отъезжая, чтоб апартаменты не пустовали. Но стеснять их уже не хотелось. Свою прежнюю квартиру они пока сдали… Вообще-то он рассчитывал по возвращении из Франции купить себе новое жилье, а стариков так и оставить в своей берлоге. Все правильно напланировал, не учел только возможности вот такого кратковременного, словно на побывку, приезда. Ну и где же ему теперь остановиться? Не у Олеси же Викторовны… Да упаси господь! Может, у Катьки? Тоже нехорошо — навоображает себе всякого…

— Говно вопрос, — не задумываясь, обрадованно отозвалась Олеся, когда Егор поделился с ней своей незадачей. — Родителей действительно незачем тревожить. Повидаешься с ними — и достаточно. А жить тебе надо знаешь где? В нашей, югровской, гостинице. Всем хорошо: и родителям не мешаешь, и тебе удобно, и мне. Всегда под рукой, да, зайчик? И если Соболевскому понадобишься — тоже удобно. Гостиница-то от центрального офиса всего в двух шагах…

Егор быстро прикинул. У «Югры» действительно была роскошная гостиница. Правда, он только слышал об этом, но слышал так много, словно и сам там побывал. Смущало его только одно: опять он не будет принадлежать самому себе, будет легко достижим и для Олеси Викторовны, и для кого-то еще… А, черт с ними со всеми! Ведь это всего несколько дней.

Егор был изрядно пьян — набрался-таки в самолете и оттого пассивен, а может быть, потому и набрался, что предвидел: не отвяжется она от него, будет добиваться своего.

Она тут же прямо из машины позвонила сначала Соболевскому, потом в гостиницу, и вопрос был решен, даже и не возникнув.

Едва они оказались в его номере, она накинулась на него с неимоверной жадностью.

«Словно десять лет на зоне провела», — думал осоловевший Егор.