Легенда о «несправедливом» Версальском договоре должна была поддерживаться в странах за пределами Германии с помощью сильных психологических источников — бессознательного чувства вины по отношению к общеизвестному символу доблести, иначе эта легенда не смогла бы пережить гитлеровскую войну. То, что установка респондента в вопросе о Гитлере реально выражает сочувствие, подтверждается следующим высказыванием (приводившимся в предыдущей главе) о политике Гитлера, направленной на истребление евреев:

Сам же респондент сохраняет маску демократа и воздерживается от открытого проявления фашизма. На вопрос о евреях, живущих в этой стране, он отвечает:

Даже если псевдоконсерватизм по своей природе и преобладает у Н, он никак не может отсутствовать и у N. Это особенно верно по отношению к позиции, апологетичной по отношению к национал-социалистам. Так, F133, молодая студентка, изучающая математику, которая, несмотря на высокие показатели по шкале F, достаточно непредубежденна, сама себя называет «скорее консерватором». Ее «официальная» идеология направлена против ханжества. Но когда заходит разговор об ее ирландском происхождении, обнаруживает неприязнь к англичанам и высказывает пронемецкие взгляды, которые, как это и соответствует показателям по шкале F, гораздо больше, чем просто намеки на скрытые фашистские наклонности:

В конце она несколько изменяет свои взгляды, когда требует «справедливости» как меры ответственности за войны и протестует против того, что «поднимается слишком много шума» по поводу национал-социалистских зверств.

Употребление термина «псевдоконсервативный», который часто можно заменить на псевдолиберальный или псевдопрогрессивный, требует краткого теоретического исследования того, что люди понимают под «псевдо», и вообще, в какой степени возможно употребление понятия истинной, или подлинной, политической идеологии. Все эти термины следует употреблять с величайшей осторожностью и ни в коем случае не злоупотреблять ими. Различие между псевдо— и истинными политическими взглядами проводится прежде всего затем, чтобы избежать опасности слишком упрощенного подхода, идентификации предубежденных и потенциально фашистских взглядов с реакционным мышлением. Без сомнения, стало очевидным, что фашизм в плане эффективной организации и технологического уровня, имеет много «прогрессивных» черт. Кроме того, задолго до наших исследований было известно, что широко распространенная идея «следовать американскому образу жизни» таит в себе деструктивные тенденции, насилие и агрессию, которые присущи как открытым политическим проявлениям, так и чертам характера. Но тут следует еще раз подчеркнуть, что понятие «истинности» взглядов или образа действий в противовес понятию «наигранности» так же проблематично, как и подлинность понятия «нормальности». Является ли человек в политических взглядах истинным или псевдоконсерватором, можно выяснить только в критических ситуациях, когда он должен принять решение, как поступить. Поскольку это различие относится к психическим детерминантам, следует принять ее относительность. Так как наши побуждения пронизаны всевозможными идентификациями, то нельзя отделить «истинное» от «имитации». Было бы нелепо назвать неистинными черты характера человека, которые прямо зависят от его идентификации с отцом. Идея абсолютного индивидуума самого по себе, который полностью идентифицируется с собой и только с самим собой, является пустой абстракцией. Не существует психологической границы между истинным и «воспринятым», и отношения между ними не могут рассматриваться как нечто статичное. Псевдоконсерватор сегодня, возможно, является истинным консерватором завтрашнего дня.

В свете этих рассуждений методологически важно сформулировать точное различие между понятиями «истинное» и «псевдоконсерватизм». Проще всего, конечно, определить оба понятия операционно, в терминах отношений кластеров в анкете и интервью. Тогда вряд ли можно назвать псевдоконсерваторами тех, кто демонстрирует явные противоречия между приятием всех видов традиционных ценностей (и вовсе не только в политической сфере) и одновременно одобрением более деструктивных кластеров, таких, как цинизм, карательность и крайний антисемитизм. Однако эта процедура несколько произвольна и механистична. В лучшем случае она определяет термины, но никак не помогает понять их возникновение. Поэтому точнее провести различие на основе психологической гипотезы. Помочь может гипотеза, которая исходит из различия между успешной и неудачной идентификацией. Подразумевается, что «истинные» консерваторы — это те, которым всегда или по крайней мере иногда удается успешно отождествить себя с авторитарными образцами и которые, в общем, преодолели свои эмоциональные конфликты, избегая выраженной амбивалентности и противоположных деструктивных тенденций. Напротив, признаки «псевдо» были характерны для тех, чья идентификация с авторитетом удалась только на поверхности. Они вынуждены постоянно преувеличивать, утрировать, чтобы убедить себя и других, что они (цитируя противника революций из Сан-Квентина) «относятся к приличным слоям общества». Та слепая энергия, с которой они утверждают общепринятые ценности, постоянно угрожает разрушить эти самые ценности и превратиться в их противоположность. Так, их «фанатичное» рвение защитить Господа и Отечество заставляет их присоединиться к экстремистской деятельности и выражать сочувствие к врагам собственной страны.

Но и это различие может претендовать лишь на ограниченную достоверность и подвержено психологической динамике. По Фрейду нам известно, что идентификация с отцом весьма ненадежна, и даже в «бесспорных» случаях, когда она явно налицо, может разрушиться под давлением ситуации, которое заменяет отцовское сверх-Я на коллективный авторитет фашистского толка.