Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я давно живу и много видел, – медленно произнес мужчина. – Но вам удалось меня удивить, Бергер.
– Спасибо.
Художник снова поклонился.
Когда-то его имя было известно широкой публике, о нем говорили, называли сверхновой звездой современного искусства. Персональная выставка в Манеже, две – в Доме художника, громкие похвалы от итальянских и американских галеристов… А потом он исчез. И теперь его имя знали только очень богатые люди, способные заплатить сверхъестественную сумму за одно-единственное полотно. Рассказы об особых картинах Бергера передавали друг другу негромким голосом и только тем, кому доверяли. Ибо речь шла о том, что невозможно объяснить классической физикой.
Особые картины Бергера отражали мечту заказчика.
– Оговоренная сумма будет переведена вам в течение часа.
– Прекрасно. – Бергер помолчал. – Теперь, с вашего позволения, просьба: пожалуйста, не входите в картину при посторонних. У людей могут появиться ненужные вопросы, а это не в наших интересах.
– Вы уже говорили об этом, – кивнул мужчина. – А как быть с выходом? Вдруг свидетель появится, пока меня не будет?
– Сколько бы времени вы ни провели внутри картины, здесь, в реальности, пройдет от двух до пяти секунд, не более, – ровным тоном ответил Бергер. – Об этом я тоже рассказывал, просто вы забыли.
– Да, забыл…
Точнее, тогда он просто не верил, вот и не обращал внимания на инструкции.
– То есть я могу оставаться внутри сколь угодно долго?
– Сколько вам заблагорассудится, – подтвердил Бергер. – Но предупреждаю: долгое пребывание в картине обязательно повлияет на ваше мировосприятие. Вы начнете путаться в реальности и сойдете с ума. Прецеденты были.
– Вы меня пугаете?
– Просто рассказываю. Я не заинтересован в проблемах, которые можно избежать обычным предупреждением.
– Разумно. – Мужчина помолчал, потом вновь прикоснулся к холсту – его неудержимо тянуло к нему – и поинтересовался: – Что станет после моей смерти?
В конце концов, он далеко не мальчик.
– Картина превратится в обычную картину, – ответил Бергер. – Ее душа умрет вместе с вами.
Если кто-то считает, что раннее утро – это романтичная пора, когда набежавший с речки туман тонкой вуалью прикрывает мир, воздух кажется вкусным, прозрачным, а день обещает только хорошее…
Тот ошибается.
Раннее утро – это прохлада, зевота, пустота на улицах, которая иногда радует, когда ни с кем не хочется встречаться, а иногда – тревожит. Например, когда ты идешь по небольшой дороге в Подмосковье, где слева от тебя лес и справа – лес. Деревья еще не избавились от запутавшейся в ветвях тьмы, среди кустов струится подозрительная дымка, ничего не видно, но кажется, кажется, что рядом кто-то есть.
– Никого там нет, – прошептала Галя, но, если честно, не была так уверена, как пыталась себе показать.
Девушка приехала покорять Москву недавно – этим летом – и с первой частью плана справилась блестяще: поступила в хороший институт. Не из тех, где протирают штаны свою «учебную пятилетку» мажоры, терпеливо дожидаясь, когда родители пристроят их в теплые кресла у самых кормушек, а в одно из толковых учебных заведений, где готовят нужных людям специалистов. Первая часть у Гали получилась, но жизнь в Москве оказалась дороже, чем представлялось девушке, и ее скромных доходов хватило лишь на съемную квартиру в Подмосковье. И даже не на квартиру: Галя сняла комнату у одинокой старушки Марии Александровны – Марь Санны, как стала называть ее девушка, и, надо отметить, более бюджетный вариант невозможно было придумать, даже если учесть траты на дорогу. А с дорогой девушке повезло: сосед Марь Санны, Василий, служил в Москве, каждое утро отправлялся на работу на машине и за небольшую плату согласился подвозить Галю до конечной станции метро, находящейся рядом с Кольцевой дорогой. Жизнь наладилась, и почти месяц девушка прожила спокойно, но сегодня Василий взял отгул, Галя думала добраться до города на электричке, но перепутала время, опоздала, затем выяснила, что следующий поезд на их полустанке не останавливается, расстроилась и пошла к шоссе, надеясь поймать попутку. Идея, увы, себя не оправдала. Машин на шоссе оказалось мало, а те, что были, проносились мимо, и их водители не обращали на одинокую девушку никакого внимания. Сначала Галю это злило, но затем почти пустынная дорога и молчаливый, дышащий туманом лес, сделали ее мысли тревожными.
Одинокая девушка на безлюдном шоссе?
Кого она может привлечь? Преступника! Вдруг в машине, которая остановится, якобы ей помочь, окажется убийца? Или насильник?
«Зачем я сюда пошла?!»
Туман стелился вокруг и, кажется, становился гуще. Местами он заползал на дорогу, и девушка старалась обходить его рваные, мглистые копны, укоряя себя за глупые страхи и не желая поступать иначе. Ей казалось, что в тумане кто-то есть. Кто-то сильный и опасный, способный схватить и обратить в туман ее саму. И тогда уже она будет стелиться меж равнодушных деревьев, пугая тоскливым видом людей…
Гале захотелось вернуться домой, запереться в комнате, забраться под одеяло, согреться… уснуть… И проспать весь день, до завтра, когда у Василия закончится отгул и все пойдет по прежнему, нормальному расписанию. Гале сильно захотелось вернуться, но она понимала, что не сможет – нужно ехать в институт, а потом на работу, она еще не настолько закрепилась ни там, ни там, чтобы прогуливать без причины.
Позади послышался рокот двигателя, Галя остановилась, вновь подняла руку и вновь напрасно – «Форд» промчался мимо.
– Да что же ты так?! – в сердцах воскликнула девушка и даже топнула ногой. – Неужели трудно помочь?
Что за мужики в этом Подмосковье живут, в самом-то деле?! Носы позадирали и едут с таким видом, будто у каждого – «Роллс-Ройс», не меньше. Никто не остановится! А если у самого аккумулятор сдохнет? Или еще чего случится? Будет потом бегать по обочине с «прикуривателем», или глупым видом, или и с тем, и с тем и ругаться на проносящихся мимо счастливчиков. Неужели трудно относиться к другим так же, как хочешь, чтобы относились к тебе?
– Идиоты.
Галя покачала головой и уныло побрела дальше. Пешком до Москвы? Судя по всему, именно это ей и предстоит. Или до городка, в котором останавливается больше электричек, чем на их Богом забытом полустанке. В любом случае она опоздает и хорошо, если только на первую пару, точнее, хотелось бы, чтобы только на первую пару. Не то чтобы в институте относились к пропускам запредельно строго, но девушке не хотелось прослыть прогульщицей уже на первом курсе: плохая репутация, она как машинное масло на одежде – испачкаться легко, а смыть трудно.
«Ну, не повезло, значит, не повезло…»
А в следующий миг Галя вновь услышала звук мотора, повернулась и радостно улыбнулась, увидев выезжающий из-за плавного изгиба дороги рейсовый автобус.