Смутное чувство охватило Френсис, она сама не могла понять, приятно ей или неприятно, что Маркус будет на маскараде.

– Вы правы, милорд, леди Лавиния прежде должна выйти в свет, а уж потом ходить по балам. Представляю, как она расстроится. – Она немного помолчала. – Знаете, у меня есть идея. Не устроить ли мне ужин, соберутся несколько друзей, молодых и не очень, послушаем музыку, потанцуем контрданс. Вы разрешите леди Лавинии прийти ко мне? Это станет для нее небольшим утешением.

– Очень великодушно с вашей стороны, миледи.

– Нисколько. Я очень полюбила Лавинию.

– Я это заметил, – сухо сказал он. – Думаю, это взаимно.

– А вы не против?

– Ни в коем случае, наоборот, мне это приятно. – Улыбка, тронувшая его губы, достигла глаз, они вспыхнули, осветив лицо. Когда он вот так смотрел на Френсис, сердце у нее переворачивалось, и приходилось напоминать себе, что ему верить нельзя.

– Ну, тогда я этим займусь. Может, вы не станете возражать, если Лавиния поможет мне – если захочет, конечно?

– Нет, не стану.

Молодая пара тем временем уехала далеко вперед, и они поспешили их нагнать. Через несколько минут у ворот они расстались.

Чувства Френсис были подобны приливу и отливу; когда он был рядом, в душе вспыхивали то радость, то боль. Значит, уж так ей суждено: любить его до самой смерти. Только об этом никто никогда не узнает.

Лавиния приняла известие об ужине с восторгом и стала проводить больше времени в Коррингам-хаусе, помогая Френсис в ее хлопотах. Маркус не возражал, но и не вмешивался.

Утром, когда Френсис с Лавинией писали приглашения, принесли письмо от миссис Томас. Та сообщала, что в приюте проблема, требующая присутствия миссис Рэндал. Френсис отложила перо и приказала запрячь коляску.

– Завтра закончим, – сказала она Лавинии. – По дороге я завезу вас домой.

– Можно я тоже поеду в приют? – попросила Лавиния, когда они выехали со двора. – Мне хочется посмотреть на детей.

– Я не уверена, что это понравится вашему отцу, Лавиния.

– А что в этом такого? Он же сам дает деньги на приют, так почему бы мне туда не поехать? Ну, пожалуйста!

Френсис не пришлось ничего решать: когда они подъехали к Стенмор-хаусу, оказалось, что герцога нет дома, а мисс Хастингс ушла в библиотеку. Оставлять Лавинию было не на кого, и они отправились дальше.

– Хочу сказать, что в приюте меня знают как миссис Рэндал, – сообщила Френсис. – Они думают, что я компаньонка графини. Пожалуйста, никому не говорите.

– Даже папе?

– Не думаю, чтобы ему это было интересно.

Коляска остановилась у приюта. Выскочивший из дверей мальчишка придержал коней, и Френсис с Лавинией вошли внутрь, где их встретила миссис Томас.

– Хорошо, что вы приехали, – заговорила она. – У нас тут кража произошла, и я подозреваю одного из мальчиков. Он, конечно, отпирается…

– Я поговорю с ним. Лавиния, подождите меня здесь.

В маленькой комнатушке, которая служила офисом, Френсис ждал мальчик лет семи с растрепанными светлыми волосами. Лицо его выражало вызов.

– Что он украл? – спросила Френсис, оборачиваясь к миссис Томас.

– Сыр, мэм. Фунт, не меньше. И буханку хлеба.

Френсис присела на корточки рядом с малышом.

– Ты был голоден? Мальчик потряс головой.

– Нет, не я, это ма…

– Твоя мама? Значит, ты не сирота? Мальчик молчал. После недолгих уговоров он все же рассказал. Его мать, вдова, отправила его в приют, наказав выдать себя за сироту, потому что здесь он будет сыт и одет. Но сама, скучая по сыну, бродила вокруг приюта в надежде его увидеть. А сегодня, увидев, попросила принести ей поесть.

Миссис Томас была против того, чтобы простить мальчишку, – нельзя потакать воровству. Френсис же решила послать за его матерью и предложить ей место уборщицы. Пока она уговаривала миссис Томас, пока разыскивали женщину, прошло значительное время.

Когда Френсис наконец освободилась, она нашла Лавинию на улице, та сидела, прислонившись к стене приюта, и рисовала детей. Увидев Френсис, она вскочила.

– Все в порядке, миледи?

– Да, поехали домой.

Френсис нисколько не удивилась, когда перед дверями Стенмор-хауса их встретил разгневанный Маркус.

– Войдите, миледи, – сурово проговорил он, – я жду объяснений.

– Итак, миледи, – начал он, когда они вошли в гостиную, – рассказывайте, где вы были и почему так задержали мою дочь.

– Почему же не рассказать, – произнесла Френсис холодно. – Только не кричите.

– Я не кричу, – сказал он, понижая тон. – Однако на вашем месте я бы представил хоть какие-то оправдания. Ведь я доверил вам дочь…

– И с ней ничего плохого не случилось.

– Этого я еще не знаю. – Последний час Маркус был как на иголках, и, когда он увидел их обеих в целости и сохранности, его тревога вылилась в приступ бешенства. – Что я почувствовал, как вы думаете, когда в назначенное время приехал к вам, а оказалось, что ни вас, ни дочери нет? Срочно уехали – так мне сказали. Что могло быть такого срочного, что помешало вам сначала завезти мою дочь домой? Потом ехали бы куда угодно.

– Я так и сделала, но вас не было дома, – ответила Френсис, всеми силами стараясь сохранять хладнокровие. – И миссис Хастингс тоже отсутствовала. В доме были только слуги-мужчины. Поэтому мне пришлось взять леди Лавинию с собой.

– И куда же? – Тут Маркус обратил внимание на ее простецкое серое платье и вспомнил, что Фэнни была как раз в нем, когда он спасал ее на Ковент-Гарден. Неужели ей вздумалось познакомить Лавинию с изнанкой Лондона?

– Мы с графиней ездили в приют, – вмешалась Лавиния. – Было очень интересно, я и представления не имела…

– Тебе и не надо иметь, – сердито оборвал Маркус, – это неподходящее место для тебя.

– Почему? Если оно подходит для графини Коррингам, то что плохого может там случиться со мной? Я сделала несколько набросков наподобие тех, что в мастерской у графини. Знаешь, там был один мальчик, который мне жутко кого-то напоминает, только не могу вспомнить кого.

– Не мели ерунды, Лавиния! Ты там никого не можешь знать. Иди к себе в комнату, я поговорю с леди Коррингам, а потом решу, как быть с тобой.

Девушка послушно направилась к двери, на прощание присев перед графиней в реверансе.

– Леди Лавиния не виновата, – ровным тоном произнесла Френсис, – вы слишком резки с ней.

– Я имею право разговаривать с собственной дочерью, как пожелаю, мадам. – Маркус понимал, что Фэнни права, и от этого ему захотелось схватить ее за плечи и трясти, трясти. А потом обнять и поцеловать. – Одно мне ясно – вы не можете служить ей примером благонравного поведения. Вы слишком долго были самостоятельной, и я жалею о том, что доверил ее вам.