Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет! Я просто не хочу рисковать, потому что это легко может случиться. – Энн тихо добавила: – Я не такая хладнокровная и изощренная, как те женщины, с которыми ты привык встречаться. Меня легко ранить. А я этого не хочу. Вот что я пытаюсь тебе сказать.
Неожиданно злым движением Мартин сорвал с кровати покрывало.
– На, накинь на себя!
Она закуталась в мягкую шерстяную ткань, радуясь, что наконец скрыла свою наготу. Понимая, что вряд ли ей представится лучшая возможность, Энн поспешно, чтобы не передумать, проговорила:
– Я думаю, мне лучше уйти раньше, чем через четыре месяца. Это нечестно по отношению к Тори – позволять ей еще больше привязываться ко мне.
– Тебе ведь нужны деньги.
– Найду другую работу, а на курсы поступлю через год.
Все равно ей так и придется сделать. Из-за ребенка. Но говорить ему это Энн не собиралась.
– Останься, – с неожиданной настойчивостью сказал Мартин, сжимая ее плечи. – Дай нам шанс получше узнать друг друга. Кто знает – любой из нас может измениться.
На мгновение в душе Энн возродилась надежда. Что, если Мартин действительно изменится и увидит в их отношениях нечто большее, чем скоротечный роман? Полюбит ее? А может… даже захочет жениться на ней.
Но затем ее сердце сжалось от боли, а надежда рассыпалась прахом, как засохший лист. Она не может остаться по очевидной причине: вскоре ее беременность станет заметной и вопрос об узаконении их отношений дамокловым мечом повиснет над Мартином.
– Нет, – бесцветным голосом произнесла она. – Я не останусь.
Пальцы Мартина с безжалостной силой впились в ее плечи.
– Тогда я предлагаю тебе начать поиски другой работы уже сейчас. Потому что ты права: ты задела чувства Тори, она уже начинает любить тебя. Совершенно ни к чему, чтобы и второе подобие матери в спешке удрало от нее.
Энн вздрогнула.
– Ты, кажется, забыл, что сам предложил мне работу.
– Нет, не забыл – это было одно из самых глупых моих решений. Как я уже говорил, здравый смысл покидает меня, когда дело касается тебя.
Мартин посмотрел на Энн так, словно ненавидит ее. Он совсем не был похож на человека, одержимого желанием. Прижимая к груди одеяло, Энн сказала:
– Я сделаю все возможное, чтобы уйти до конца недели.
– Прекрасно, – ответил Мартин и отпустил ее так внезапно, что она пошатнулась.
Энн подобрала край одеяла к коленям и побежала в свою комнату. Закрыв дверь, она упала на кровать. Ее душа была измучена и изранена. Ее изгнали: Лишили Мартина и Тори. Лишили возможности обрести счастье. Какая жестокая ирония в том, что восхитительная ночь, которую они провели вместе, уничтожила любую возможность их дальнейшего сближения.
Завтра же она начнет искать возможность перебраться в Олбани. В Бостоне оставаться нельзя, слишком велик риск случайно встретиться с Мартином, когда беременность станет очевидной. Или когда ребенок родится.
Но еще хуже брак по принуждению и без любви. Все, что угодно, только не это!
На следующее утро Энн была готова выйти из дома уже в девять часов. Она проснулась с ноющим сердцем и с готовым планом действий.
Сначала нужно отправиться в свою квартиру и закончить уборку, а днем обратиться в агентство по сдаче и найму, чтобы ей подыскали жилье в Олбани. Я почувствую себя лучше, когда начну действовать, убеждала себя Энн, сбегая по лестнице в джинсах и старом красном свитере.
Она вернулась в четверть двенадцатого, до прихода Тори еще оставалось некоторое время. Едва начав подниматься по лестнице, Энн услышала звонок в дверь. Для Мартина, который собирался привезти Тори на ланч, было еще рано. Энн быстро вернулась к двери и открыла ее.
– Келли! – потрясенно воскликнула она.
– Тебе ни в коем случае нельзя носить красное, – заявила Келли. – Чему я тебя столько лет учила?
С ужасом осознав, что волосы растрепанны, а свитер не очень чистый, после того как она перетаскала кучу чемоданов из своей квартиры в кладовую на первом этаже, Энн упавшим голосом сказала:
– Может быть, войдешь?
Келли махнула рукой шоферу лимузина, стоящего на подъездной дорожке, и вплыла в холл с огромным свертком в руках. На ней была накидка из голубой норки, шерстяные кремовые брюки, кашемировый свитер и ботинки из крокодильей кожи. Локоны рассыпались по плечам в тщательно обдуманном художественном беспорядке. Небрежно, словно вернулась после часового отсутствия, она спросила:
– Где Мартин? Надеюсь, не в отъезде?
– Нет. Он с Тори должен вот-вот приехать.
– Моя дорогая малышка Тори… Как она?
– Прекрасно, – без обиняков заявила Энн.
– А что здесь делаешь ты? – спросила Келли, подойдя, чтобы рассмотреть напольную вазу, полную тюльпанов.
– Я здесь работаю. Гувернанткой Тори.
Келли быстро обернулась.
– Мартин нанял тебя?
Энн кивнула.
– Думаю, так он отблагодарил тебя за ту историю.
– Видимо, да, – согласилась Энн, не проявляя никаких эмоций. – Позволь задать тебе тот же вопрос. Что ты здесь делаешь, Келли?
– Это совершенно тебя не касается.
Энн вспыхнула, но тут же, к глубокому облегчению, услышала, как перед домом затормозила машина. Дверь открылась, и в нее влетела Тори. Энн она увидела первой и, снимая ботинки, закричала:
– Знаешь, картинка, на которой я нарисовала нашу прогулку к водопаду, получила приз на школьной выставке! – Расставив руки, она подбежала к Энн и обняла ее.
Та ответила ей крепким пожатием. Подняв взгляд, Энн заметила Мартина, наблюдающего за ними с откровенной враждебностью. Энн поежилась – ему неприятно, что Тори так открыто выражает свою любовь к ней. Затем взгляд Мартина переместился, и он изумленно воскликнул:
– Келли… Что ты здесь делаешь?
Тори замерла в объятиях Энн. Она тоже обернулась к красивой женщине, стоящей у вазы с тюльпанами в такой непринужденной позе, словно была хозяйкой этого похожего на дворец дома, а не незваной гостьей.
– Я решила, что пришло время навестить мою малышку, – проворковала Келли. – Как поживаешь, солнышко?
Тори стояла, вцепившись в край свитера Энн.
– Хорошо.
– А меня ты не хочешь обнять? – с игривой улыбкой спросила Келли.
Покорно приблизившись, Тори позволила себя обнять.
– Я привезла тебе подарок, – сказала Келли, указывая на сверток. – Из самой Венеции.
– Здорово, – отозвалась Тори.
– Не хочешь его открыть?
Тори развернула бумагу, открыла коробку и вытащила из нее огромного пушистого коричневого медведя.