— Матушка пресвятая, — пробормотала она, решившись воспользоваться не по назначению подносом и пожертвовать похлебкой ради спасения сына.

— Ханна, это я, Энни, — разгадав ее намерения, торопливо произнесла нежить голосом Энни.

— Негодница, ишь чего удумала, людей на тот свет своим видом отправлять? — Ханна поставила поднос на стол и уперла руки в бока, нависая громадой над Энни. — А ты ржешь чего? Смешно ему! Сейчас живо отправлю на кухню овощи чистить. Болезный, а с луком поди справишься! — это она уже напустилась на Жана, а потом снова перевела метающий молнии взгляд на Энни: — Иди смой это немедленно и не позорься!

— Это для красоты. Так все знатные дамы делают.

— Как? Ныряют головой в мешок с мукой?

— Это белила и они очень дорогие, — Энни вздернула нос вверх.

— Мне богатых не понять. Вся дурь от безделья у вас, — проворчала Ханна и ушла.

Энни оставалась в комнате Жана до тех пор, пока отец не стал звать ее на выход. Она благоразумно предположила, что если покажется на ему на глаза раньше, то граф де Рени отреагирует на нее так же, как и Ханна, и заставит умыться. К ее счастью, Ханна была занята на кухне и не стала жаловаться на выходку Энни хозяину.

Конечно, появление из бокового коридора было не таким эффектным, как если бы Энни медленно и печально спустилась в холл по лестнице к ожидающему ее внизу отцу. Но граф все же вздрогнул, потом взял себя в руки и удивленно вскинул бровь:

— Что с тобой, Энни? — он с трудом подбирал слова: — Ты выглядишь весьма необычно. Бледная… очень бледная… И губы… И пятно у носа. Это грязь?

— А, это мушка, — Энни махнула рукой. — Так модно.

— Ты уверена?

— Конечно. Вчера вернулась Тереза Ламбер. Она подсказала мне, как выглядят знатные девушки в столице. И даже поделилась своими белилами.

— Тереза? — граф де Рени, поднял глаза к потолку, пытаясь вспомнить, о ком речь. — Ах, да, Тереза, хорошая девушка, — пробормотал он.

— Ведь ты же сам мне всегда говорил, что пора начать уделять внимание своей внешности, что я графиня, а не конюх. Вот теперь я выгляжу как истинная графиня.

— Как изменилась мода, давненько я никуда не выезжал из Ольстена, — растерянно произнес граф.

Энни опустила вуаль, и граф кивнул головой:

— Да. Так гораздо лучше.

Тит, подогнавший экипаж к крыльцу, и теперь суетившийся у кареты, помогая графу забраться в нее, никак не прокомментировал вид Энианы. Только то и делокосился на нее.

На подъезде к церкви Энни никогда не видела столько экипажей. Проводить герцогиню Уэйн в последний путь пожелали многие. Жан был тысячу раз прав, когда предположил, что это мероприятие предназначено отнюдь не для селян. Одно радовало Энни — возможность затеряться от герцога в толпе богато наряженных господ.

Она смотрела по сторонам, выискивая его глазами, чтобы успеть увести отца в другую сторону.

— Куда ты меня тянешь? — возмутился граф, когда Энни заметила в отдалении человека, похожего на герцога Уэйна и рванула отца туда, где под раскидистым деревом расположилась группа женщин, напоминающих черных тощих ворон.

— Там, кажется, тетушка Маргарет, а мы так давно не виделись, — радостно сообщила она.

Но граф вместо того, чтобы покорно последовать за ней, встал как вкопанный, вертя головой:

— Где она? Где? — встречаться с ней ему явно не хотелось. — А разве позади не герцог Уэйн?

— Я не знаю его. Пойдем поздороваемся с тетушкой, — Энни упрямо тянула его за руку.

— Да постой ты, он машет нам.

— Может, я сама сбегаю к тетушке, пока ты поговоришь с герцогом?

— Успеешь еще. Это невежливо, Энни, — приглушенно сказал отец. — Тем более герцог направляется к нам.

Энни смирилась с неизбежным, заступив за спину отца и стараясь стать как можно меньше и незаметнее.

— Граф де Рени, рад, что вы почтили меня своим присутствием.

Как ни странно, траур шел герцогу. Черный бархатный жюстокор подчеркивал точеность черт его лица, придавал им строгость и торжественность.

— Безмерно сочувствую вашей утрате. Моя дочь, Эниана.

Графу пришлось подтолкнуть Энни вперед.

— Скажи что-нибудь, — еле слышно шикнул он ей.

— И я, — пискнула Энни, боясь, что герцог узнает ее голос, и изобразила довольно деревянный реверанс.

Лицо Энни горело, и ей казалось, что румянец проступит даже сквозь белила. Она старалась не смотреть на герцога и потому не сводила глаз с носков его бархатных туфель. К ее счастью, герцог вскоре увидел кого-то из знакомых и, обменявшись парой дежурных фраз с ее отцом, удалился.

Но граф де Рени был явно недоволен поведением дочери.

— Что это было, Эниана? Иногда мне кажется, что Маргарет была права в отношении тебя. Ты не приучена к жизни в обществе. Ты живешь в мире конюхов, кузнецов и кухарок, — с горечью произнес он.

— Я растерялась. Прости.

В церкви Эниана и граф де Рени скромно заняли последнюю скамью. Энни сначала внимательно слушала речь отца Дариона об усопшей и молитвы за ее душу, потом ей это наскучило, и она развлекала себя разглядыванием гостей.

В основном это были люди средних лет и уже достигшие почтенного возраста, некоторые холеные и изнеженные, некоторые обрюзгшие, с нездоровым желтоватым цветом лица. Поэтому когда взгляд Энианы выхватил профиль молодого человека, она оживилась.

Мужчина, также как и Энни, скользил взглядом по присутствующим, даже не пытаясь скрыть одолевающую его скуку.

Теперь уже Энни не могла смотреть ни на кого другого. Энни решила, что это потому, что его лицо самое привлекательное из всех. Энни не знала, можно ли было его назвать красивым, в мужчинах она не разбиралась совершенно, но притягательным оно было однозначно. Все в облике мужчины выглядело гармоничным: даже нос с горбинкой и небрежно взлохмаченные каштановые волосы.

Почувствовав, что его бессовестно рассматривают, он обернулся. Энни не стала стыдливо отводить взгляд и даже улыбнулась ему. Вопреки ее ожиданиям, мужчина не ответил ей улыбкой. Его глаза расширились, а лицо вытянулось. Губы презрительно изогнулись.

Энни показалось в этот миг, что на нее вылили ушат помоев. Теперь он нравился Энни гораздо меньше, но она продолжала смотреть на него не отрываясь, чтобы позлить. Время от времени он незаметно косился на нее и каждый раз напарывался на ее пристальный взгляд. Вероятно, потом он решил делать вид, что ее не существует. Но Энни так сверлила его профиль, что надолго его не хватило. Он что-то шепнул своему соседу, и тот, откинувшись назад на спинку скамьи, обернулся на Энни, а потом негромко рассмеялся. Энни чуть не топнула ногой с досады: они еще смеют насмехаться над ней!