Незнакомцы ни драться, ни стрелять, ни как-либо еще вредить не спешили.

– Какому? – спокойно спросил главный. – Какому специалисту?

Витя открыл рот…

И закрыл.

– А вы знаете… я не в курсе, как его зовут. Можете меня бить! – поспешно добавил он.

Мужчина вздохнул.

– Вас никто не собирался бить. Опишите хотя бы, как выглядел этот… мужчина. Это ведь мужчина?

Витя наморщил лоб. В голове было все – вкус осьминога и имя официантки на бейджике (Диляра), количество коробок пиццы и горечь пива на уфологической тусовке (темное оказалось невкусным). Но о своем проницательном собеседнике он, как ни силился, не вспомнил ничего, кроме длинной седой бороды… и, кажется, небольшой шляпы серого цвета. Ни как звать, ни кем работает, ни кто таков.

Профессор?

Лектор?

Тренер психологических практик?

– Наблюдательность у вас совершенно не клингонская, – напоследок обидел Витю крепкий мужчина. – Вы больше ничего не находили там? Если находили и вспомните, пусть это был мусор, например, какой-нибудь камешек… дайте мне знать. Понимаете? Любая находка. Любая.

Витя, поняв, что бить его все-таки не будут, отрицательно затряс головой.

Мужчина предложил задаток, но Витя задатка ни в коем случае не взял.

Шальные деньги в этой истории определенно не шли ему впрок.

Глава 9

Мастер Войны

– Опять скрипит потертое седло, – с чувством выводил орк, постигающий азы верховой езды, – и ветер холодит былую рану…

– Хорошая сага, орк! – одобрила эльфийка.

– Таки есть вероятность, что чудовища вдруг умрут сами, – подал голос дверг. – Услышав это ваше, держите меня, пение. Будь начеку, орк. И скажи-ка… ты же из скальных? Правда ли, что ваш легендарный вождь, Потрошитель, – жив?

В спокойном – слишком спокойном! – голосе дверга слышалась то ли насмешка, то ли угроза…

– Говорят, он немножко утонул, – попытался отшутиться Котов. – Лет сто пятьдесят назад, тебя тогда мама еще в печи не обожгла. Сейчас у них наверняка другой вождь, лучше прежнего…

Дверг сузил глаза и готов был, видимо, сказать нечто резкое – но витязь поднял руку. Тайтингиль не улыбался более, пристально рассматривая окраину леса, вдоль которого теперь ехали. Котик проследил за его взглядом и передернул широченными плечами – с ветвей свисали тонкие, еле видные белые нити.

– Паутина…

– Не только. Смотри.

На опушке были разбросаны темные предметы – части доспехов, там щит, тут налокотник… однако никаких останков тел.

Тайтингиль спешился. Котик стащил шлем, и, сторожко прядя острыми ушами, спрыгнул с лошади вслед за витязем. Он озирался, предусмотрительно не приближаясь к кустам. Кобыла Винни Пух, ничуть не интересуясь никакими опасностями, тут же сунула морду в сочную траву и громко захрупала.

Ринрин изготовила лук, Вайманн хватко перебросил на руку щит. Лантир блеснул серебром наточенного меча.

Витязь натянулся струной у кромки рощи.

– Слышишь ли ты, Азар? – негромко спросила эльфийка.

– Что? – переполошился орк.

В каждом шорохе ему чудился цокот когтей и скрежет ядовитых жвал. Тайтингиль поднял из травы черный покореженный шлем и внимательно рассматривал его, прихватив длинными пальцами за самый край.

– Бой был здесь, но не с эльфами. Тут дрались орки, Котов. Попробуй прислушаться… к себе. Слушай сердцем – что ты слышишь?

Ринрин, Голубая Ласка Нолдорина, вынырнула из кустов.

– Кости лежат дальше, светлейший. Обглодано все – добела. Свалили в кучу и выели до последнего лоскута плоти… ездовых волков тоже, – сказала она.

Сердце Котова не слышало ничего такого, чем стоило бы поделиться. Варианты «валим отсюда» и «господи, за что мне такое наказание?» достойными оглашения ему не показались. Но, будто завороженный, он медленно двигался вперед, стараясь не терять из поля зрения Тайтингиля.

– Орки неразумны, – выговорил Лантир ему в спину. – Все случилось очень быстро: их взяли в кольцо, кольцо это сомкнулось… Тут. – Он показал рукой, и златовласый витязь хмуро кивнул, стражник был прав.

Котяра услышал и обиделся.

– Неразумны… Ты на себя-то посмотр-ри. Воды гор-рячей нет, а все туда же. Ничего, умник, расскажу я тебе на пр-ривале о технологиях изготовления монокристаллических лопаток для газовых тур-рбин.

– Не страшусь твоих угроз, – злым шепотом отчеканил Лантир.

– Не уходи далеко, Азар, – напомнила Ринрин, – или возьми меч.

– Вот еще, – с отвращением ответил орк.

И замер.

Под низеньким, лохматым кустом бересклета сидел огромный паук.

Огромный; Котяра рассмотрел его до ворсинки на каждой лапе; лапы были толщиной с черенок от лопаты, восемь, цвета черного, в глянцевую синеву, как волосы Мастера Войны. На передней части головы, овальной, чуть приплюснутой, белыми пуговицами сияли совершенно белые глаза со знакомыми вертикальными зрачками.

Паук агрессии не проявлял.

Орк длинно выдохнул и замер, боясь спугнуть.

– Что там? – окликнула эльфийка.

Тайтингиль свел светлые брови и взялся за рукоять меча, прижав пальцами ножны у устья, чтобы не издать ни звука.

– Н-нормально, – без голоса выдохнул Котяра.

Паук казался совершенно не опасным – и орк, подумав еще пару секунд, потянул к нему ладонь.

– Ты же хороший, хор-роший… – тихонько замуркал он, лихорадочно вспоминая, куда засунул предпоследнюю шоколадку. – Мы же обязательно договор-римся, пр-рав-да? Мы же с папой твоим… блин, глаза-то как похожи…

Паук прыгнул.

Он прыгнул прицельно и так быстро, что орочий рассудок, тем паче настроенный на мирное разрешение ситуации, за движением просто не поспел. Раньше, чем Котяра успел вскрикнуть, черные когти со свистом располосовали наплечник из воловьей кожи; руку обожгло нестерпимой, яростной болью.

Рухнув навзничь, орк почувствовал задом что-то твердое и колючее – и заорал снова.

Закипела битва.

Подшагнувший Тайтингиль, взметнув над головой меч Арвиля, рассек хитин; брызнуло горячим, красным. Рядом оказался сын ювелира, принял на щит еще одного появившегося из чащи отпрыска Цемры, махнул чеканом – раздался отвратительный хруст, паук завертелся, припадая на одну сторону. Эльф не дал твари опомниться, подсек лапы – дверг прижал щитом, добил. Они уже знали, что одним ударом чудовищ не остановить. Ринрин и Лантир молниеносно нашпиговали стрелами четвёртого; взвизгнули парные клинки – и косматая уродливая голова остекленело уставилась в небо всеми восемью белыми глазами.