Также и в терапии: если человек, резко ограниченный в своих человеческих правах, не смог через некоторое время почувствовать или обнаружить ненависть и обиду, то прогноз для него будет менее благоприятным. Как способность маленького ребенка противостоять своим родителям была необходима для его становления свободной личностью, так и способность пострадавшего человека ненавидеть или чувствовать гнев в конечном счете является признаком его внутренних возможностей противостоять своим угнетателям.

Еще одно доказательство того, что люди, лишенные свободы, должны ненавидеть, проявляется в том, что тоталитарные правительства обычно предоставляют своему народу какой-то объект для ненависти, вызванной тем, что это же правительство лишило его свободы. Евреи стали козлами отпущения в гитлеровской Германии вместе с «вражескими народами», а далее сталинизм вынужден обратить ненависть, существующую среди русского народа, против «воинствующих» западных стран. Как это очень ярко показано в романе «1984», если правительство намеревается отобрать у людей свободу, оно должно отделить их ненависть и направить ее на внешние группы – в противном случае люди восстают, или впадают в коллективный психоз, или становятся психологически «мертвы» и инертны и не годятся ни для того, чтобы быть людьми, ни для того, чтобы быть боевой силой. Это один из самых порочных аспектов маккартизма[51]: он извлекает выгоду из бессильной ненависти, которую многие люди в этой стране испытывают к тем, кто втягивает нас в конфликт в Корее, а именно к русским коммунистам, и обращает эту ненависть населения на своих же собратьев.

Мы, конечно, не имеем в виду, что ненависть или обида сами по себе являются хорошими вещами или что признак здорового человека – это то, насколько хорошо он ненавидит. Мы также не имеем в виду, что цель развития заключается в том, чтобы каждый ненавидел своих родителей или власть имущих. Ненависть и обида – это деструктивные эмоции, и признак зрелости состоит в том, чтобы превратить их в конструктивные эмоции, что мы и увидим далее. Но тот факт, что человек уничтожит что-то – обычно в конечном счете самого себя, – но не отдаст свою свободу, доказывает, насколько важна для него свобода.

В произведениях Кафки, как и в другой современной литературе, мы можем наблюдать удручающую картину современного человека, который потерял способность противостоять своим обвинителям. Главный герой «Процесса» К. был арестован, но ему так и не сообщили, в чем он виноват. Он идет от судьи к судье, к адвокату и снова к судьям, мягко жалуясь и прося, чтобы кто-то объяснил ему, в чем он обвиняется, но он ни единожды не отстаивает свои права, никогда не проводит черту, говоря: «Дальше этого я не отступлю, убьют они меня или нет». Священник кричит на него в церкви: «Разве ты ничего не понимаешь?» – и это крик, который, конечно, не приличествует человеку среднего класса или представителю церкви, хорошо демонстрирует ценность заботы одного человека о другом. Его смысл: «Неужели в тебе не осталось искры Божией? Неужели ты никогда не сможешь встать и заявить о себе?» Когда два палача приходят за К. в конце романа, они предлагают ему нож, чтобы тот совершил самоубийство. Главным доказательством трагедии утраты человеком его последнего достоинства становится то, что он не смог даже покончить с собой.

В наши дни в приличных кругах никто не должен позволять себе открыто ненавидеть, так же как сорок лет назад не признавались сексуальные желания, а двадцать лет назад гнев и агрессия считались неприемлемыми в хорошем обществе. Эти негативные эмоции, пока их можно игнорировать как случайные проступки, не соответствуют идеальной картине мягкого, сдержанного, всегда уравновешенного, хорошо адаптированного буржуа.

Как следствие, ненависть и обида преимущественно подавляются. Существует известная психологическая тенденция: когда мы подавляем одно отношение или эмоцию, мы часто уравновешиваем его другим отношением или действием, являющимся прямо противоположным. Например, вы можете вести себя подчеркнуто вежливо по отношению к человеку, который вам не нравится. Если вы не слишком тревожный человек, то можете процитировать себе в этой ситуации формальной вежливости слова апостола Павла: «Я хорошо обращаюсь с врагом моим, ибо, делая сие, я “соберу на его голову горящие уголья”». Но если вы менее уверенный в себе человек, которому приходилось сталкиваться в своем развитии с более сложными проблемами, вы можете попытаться убедить себя, что вы «любите» именно того человека, которого ненавидите. Нет ничего необычного в том, что человек, чрезмерно зависимый от доминирующей матери, отца или другого авторитета, будет вести себя по отношению к ним, как если бы он «любил» их, чтобы скрыть свою ненависть. Как боксер в клинче, он цепляется за самого врага. В реальной жизни человек не избавляется от ненависти и обиды таким образом; как правило, он смещает эмоции на других людей или обращает их внутрь на ненависть к самому себе.

Поэтому крайне важно, чтобы мы могли открыто противостоять нашей ненависти. И еще важнее, чтобы мы взглянули в лицо нашей обиде, поскольку именно эту форму обычно принимает ненависть в культурной и цивилизованной среде. Большинство людей в нашем обществе, глядя внутрь себя, могут не осознавать какую-либо конкретную ненависть, но они, несомненно, найдут много обиды. Возможно, причина того, что обида является такой распространенной, хронической и токсичной эмоцией на протяжении четырех столетий индивидуальной конкуренции, заключается именно в том, что ненависть так глобально подавлена.

Кроме того, если мы не будем открыто противостоять нашей ненависти и обиде, они рано или поздно превратятся в один единый аффект, который никогда никому не приносил пользы, и этот аффект – жалость к себе. Жалость к себе – это «консервированная» форма ненависти и обиды. Ненависть можно «пестовать» в себе и сохранять психологическое равновесие, испытывая жалость к себе, успокаивая себя мыслью о том, что моя доля тяжела и я столько выстрадал, – и тем воздерживаться от каких-либо действий в ее отношении.

Фридрих Ницше очень горько и глубоко прочувствовал современную проблему обиды. Он находился в эпицентре психологических конфликтов современного человека, потому что он, как и многие другие тонко чувствующие люди Нового времени, восстал против ограничения свободы, но оказался не способен полностью выйти за пределы стадии восстания. Сын лютеранского пастора, который умер, когда Фридрих был еще ребенком, он воспитывался родственниками в удушливой атмосфере. Ницше сформировался в тесных рамках своего немецкого окружения, но в то же время он всегда боролся с ним. Очень религиозный человек – по духу, но не по догме, – он понимал огромную роль, которую обида играет в общепринятой морали его общества. Он чувствовал, что средний класс был охвачен подавленной обидой и что это косвенно проявилось в форме «морального». Он провозгласил, что «…обида лежит в основе нашей морали» и что «христианская любовь – это мимикрия бессильной ненависти»[52]. В наши дни каждый, кто желает ознакомиться с иллюстрацией так называемой морали, мотивированной обидой, может послушать сплетни в любом маленьком городке.