— Это не моя жена. Это мисс Троттер, старый друг моей семьи. Мой кучер случайно встретил ее в городе.

— О! — Взглянув на Мэтью, потом на Тилли, доктор слегка сконфузился, но не растерялся: — Ну, для того, что нам предстоит сделать, это не имеет ни малейшего значения. В любом случае вы ведь можете помочь мне, не так ли?

Тилли, встав, положила сына в протянутые навстречу руки Мэтью. Их руки соприкоснулись, и она вздрогнула, не зная почему — вздрогнула.

— Ну вот, малыш. Сначала сделаем вот так, чтобы тебе было не очень больно… Конечно, ты все равно поревешь, но уже через несколько минут ты забудешь обо всех неприятностях. Хотя потом все равно будешь помнить, потому что шрам останется у тебя на всю жизнь. Если ты когда-нибудь потеряешься, тебя будет очень легко найти.

Тилли стояла лицом к высокому окну, выходившему в садик позади дома. Когда ребенок громко вскрикнул, она закрыла глаза. Плач не прекращался, он длился и длился бесконечно. Тилли крепко зажмурилась и не разжимала век до тех пор, пока уверенный голос врача не произнес:

— Ну, вот и все. Пришлось потрудиться немножко больше, чем я думал. А теперь давай-ка наложим элегантную повязочку, и ты снова можешь общаться с этим миром. — Закончив, доктор Симпсон повернулся к Тилли. — Пусть полежит несколько дней, — негромко сказал он. — Никакой возни, никаких резких движений. И никакой болтовни, верно, малыш? Он пережил шок, потрясение, и чтобы это прошло, требуется время. Как и для того, чтобы рана зажила. А через недельку снова принесите его ко мне. Вам далеко добираться?

— Довольно далеко.

— Она… она будет здесь, когда понадобится, сэр.

Глядя на широкое властное лицо собеседника, доктор Симпсон подумал: «Да уж, если ты говоришь, что она будет здесь — значит, она действительно будет. Ты из тех, кто полагает: раз сказал, значит, так тому и быть. Что ж, в этом мире требуются самые разные люди». Доктор Симпсон устал и был голоден: у него выдался трудный день. Ему пришлось соединять раздробленные кости, зашивать горло неудачливому самоубийце, а напоследок — возиться целый час, запихивая в распоротый живот кишки и накладывая на рану швы — столько, что хватило бы зашить разорванный парус. Хотя пациенту уже не мог помочь никто: он трое суток провел в открытом море с обломком бревна в животе.

— Всего хорошего.

— Всего хорошего, доктор. Благодарю вас от всей души.

— И я благодарю вас, сэр. Всего хорошего.

Радушно прощаясь с мужчиной и женщиной, он про себя удивлялся: «Какая странная пара! Они не муж и жена, но он проявляет заботу настоящего мужа, а она — сдержанное равнодушие жены». Глядя на Мэтью, доктор сказал:

— Я не расслышал вашего имени, сэр.

— А я и не называл его, сэр. Я Сопвит, Мэтью Сопвит из Хайфилд-Мэнора. Пришлите свой счет туда, пожалуйста.

Сопвит? О да, да. Теперь доктор Симпсон понял все. Этот человек — сын покойного помещика, приехавший из-за границы. Блэндфорд рассказывал что-то об этом. У старика была любовница — в прошлом горничная или что-то в этом роде. Да, да. Наконец все встало на свои места. Что ж, старика можно понять: она красивая женщина. Теперь можно объяснить и заботу этого джентльмена о ребенке: ведь это его единокровный брат. Да, да. А он-то хорош: посчитал их мужем и женой! Господи, Господи!

— Всего хорошего.

— Всего хорошего…

Мэтью настоял, чтобы Тилли села в карету, и она не протестовала. Единственное, чего она хотела, — это поскорее добраться домой…

Всю дорогу она молчала и заговорила только тогда, когда Фред свернул с большой дороги на дорогу, ведущую в Мэнор.

— Я… я выйду здесь, — торопливо проговорила она. — Отсюда я смогу дойти сама.

— Не говорите глупостей.

— Пожалуйста. Я требую…

— Можете требовать и дальше.

Тилли вдруг напряглась — Мэтью наклонился и заглянул в ее лицо, освещенное тусклым светом каретных фонарей.

— Послушайте, Троттер, — заговорил он, — забудем о наших взаимоотношениях, по крайней мере, на время — ребенок нуждается в заботе и уходе. Вы же слышали, что сказал врач. Сейчас вам будет трудно одной там, в своем домике. Погода стоит самая непредсказуемая. Давайте рассмотрим положение с практической стороны. Представьте себе, что вы вдруг сами разболеетесь. Кто станет тогда ухаживать за ребенком? Тогда все равно придется перевозить его сюда.

Тилли хотела возразить, но не смогла. Собственно говоря, Мэтью прав: что если она сама заболеет? Она чувствовала себя опустошенной, обессиленной. Ей отчаянно захотелось прислониться к кому-нибудь и заплакать, но это желание в последнее время посещало ее что-то уж слишком часто, а поддаваться ему было никак нельзя.

Не дождавшись ответа, Мэтью продолжал:

— Значит, решено. И уж что-что, а одну вещь я знаю наверняка — для ваших друзей Дрю это будет чем-то вроде рождественского подарка. Вы и глазом моргнуть не успеете, как они уже приготовят вам комнаты.

По голосу она поняла, что Мэтью улыбается, а еще поняла, что он говорит правду. У нее вдруг пропало всякое желание сопротивляться — ей показалось, что она вот-вот уплывет куда-то… что она уже плывет…

* * *

Никогда в жизни Тилли не теряла сознания по-настоящему. Будучи еще юной девушкой, она сказала себе, что падать в обморок — это привилегия леди, которые обычно делают это в церкви или в собственной гостиной. Даже когда Макграты и некоторые другие жители деревни, загнав ее в тупик, стали забрасывать гнилыми фруктами, она не потеряла сознания полностью.

Открыв глаза, Тилли увидела склонившуюся над ней Бидди, повторявшую:

— Ну вот, молодец, молодец.

— Нужно принести бренди.

Мэтью она узнала по голосу, и подумала было: «Где это я?» — но тут же, вспомнив все, попыталась приподняться и одними губами выговорила:

— Вилли.

— С ним все в порядке. Все в полном порядке. Мы его тепло одели и он спит.

Она снова откинулась на подушку и закрыла глаза, почему-то подумав: «А ведь это не Бидди, а он велел принести бренди».

Через мгновение послышался голос Бидди:

— Подними-ка голову, девочка. Ты должна выпить это.

Тилли открыла глаза и увидела прямо над собой лицо Бидди, а чуть подальше — Джона со стаканом в руке.

— Б…бедная Тро…Троттер, — произнес он, и в его голосе было столько участия, что она тут же опять крепко сжала веки, стараясь не расплакаться.

Никогда она не ощущала такую усталость, такую слабость во всем теле, — никогда, даже после родов. Наверное, это было последствием нервного напряжения и от сознания того, что на ее горизонте вновь появились Макграты. Да-да, именно так: Макграты снова замаячили на ее горизонте.

Первый же маленький глоток бренди заставил ее закашляться, но Джон умоляюще попросил: