— Ты так говоришь, будто сам уже?..

— А ей на Ярославском вокзале вся наша служивая публика сто лет знакома. У нее ж прежде пивная точка была напротив Митьковских бань, так вся округа ходила. Летом, знаешь, жара, духотища, особенно по вечерам, а она в одном халате, ну еще фартук из клеенки. Рукава — до локтей, так и летает, сверкает вся! А внутри-то палатки теснота, темень, огарок засветит, чтоб мимо не пролить. Умора! Тут какой-нибудь ухарь заберется к ней туда, халат — на загривок, облапит сзади и натягивает, аж палатка ходуном. А она буферами своими по стойке елозит, руками за все вокруг хватается, да с такими матерками, что мужики только рыдают со своими советами! Ну цирк живой!.. А я чего? По молодости, было такое дело, и сам участвовал… Это ее теперь развезло, а пораньше-то — в самом соку!.. Она теперь с этим татарином живет, с соседом, но, говорят, и другие тоже на нее не в обиде — по старой-то памяти…

— Ладно тебе, Толя, ты уж так говоришь, будто я всерьез. Шутка.

— А у нас — как знаешь, твои дела… Ну что, отпускаем их? Или пусть побудут?

— А мы сейчас с обыском в дом к тому козлу поедем. Могут понадобиться.

— Ладно, скажу…

Он и не представлял, что все так просто и скоро получится.

Подлинность «ордера», продемонстрированного полковником Лыковым, почему-то не вызвала никаких сомнений ни у Юркина, ни у охраны его особняка.

Вадим Михайлович понимал, что это все проистекает оттого, что у большинства обывателей, какое бы положение в обществе они ни занимали, давно сложился устойчивый стереотип: власть обманывать не может. Не должна, во всяком случае. Хотя примеров обратного — пруд пруди. Но кого у нас в стране учат примеры?! Да никого! Тем более если не тебя конкретно касается. Правильно ведь говорят: гром не грянет — мужик не перекрестится.

И потом, тут присутствовало, видимо, еще одно укоренившееся в людском сознании соображение. Нормальный россиянин с зарплатой, как кошкины слезы, с мизерными своими возможностями, да и потребностями тоже, трехэтажными домами с подземными гаражами не владеет, вечные евроремонты себе, от которых у всех в округе уши пухнут, не устраивает и миллионных накоплений на банковских счетах в каком-нибудь Цюрихе не держит. Ему власти и бояться нечего. А если он еще и собственную квартплату вовремя вносит, тогда вообще идите-ка вы на все четыре стороны. Или пошлет по более точному адресу. И будет прав. А такой вот бизнесмен, из олигархов, он по определению уже злостный ворюга, и когда его посещают менты, то это означает, что социальная справедливость, о которой с утра до вечера все, кому не лень, талдычут по телевизору, где-то ж таки существует. Оттого иной сосед даже некоторое чувство облегчения испытывает, наблюдая подобную картину. И тайное злорадство, что доигрался, мол, допрыгался, вот и пришла пора тебе ответ держать. Славное бытовало раньше слово — мироед, как бы оно пришлось к месту нынче-то, особенно на митингах «красных». Вот и вся тебе философия…

Так что в коттеджном поселке «Поляны» появление милиции с группой ОМОНа ни у кого из соседей Юркина удивления не вызвало. Скорее, сочувствие. Ну да, тут же своя публика, рука руку моет…

Скорее изумился сам Анатолий Сергеевич, увидев в машине полковника свою жену. И, кажется, дошло до него наконец, что все без исключения последствия, даже самые фантастические, имеют свои причины. И уж тут ему объяснять ничего не потребовалось. Он ~ знал, зачем появилась Анна. Но сейчас же, несмотря на достаточно тяжелое физическое состояние, подумал про себя и решил, что они — не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не сообразить, кто они, — так вот эти, даже и с ее помощью, ничего от него не добьются. И улыбнулся собственной предусмотрительности.

А Лыков расценил улыбку Юркина как робкую попытку выйти на контакт с женой. Нет, уж такого в настоящий момент допустить никак было нельзя. И последовала его команда: «Приступайте!» Но только после того, разумеется, как хозяин категорически отказался добровольно выдать что-либо из того, что для хранения категорически запрещено законом. Ни какого-то еще оружия, ни наркотиков, ни валютных средств, утаенных от налоговых органов. Он даже учредительные документы своей фирмы предъявить не пожелал. Вот такой, понимаешь, упрямый человек!..

Ну что ж, и приступили. Лыков на всякий случай предупредил своих слишком иной раз ретивых сотрудников, чтоб старались не переворачивать обстановку в доме, людям ведь жить, зачем же мебель портить, вываливать содержимое шкафов на пол, паркет выворачивать. К тому же им вполне можно было пользоваться подсказками Анны Николаевны, как-никак законной хозяйки этого особняка. А она в принципе знала, что где должно находиться. Но, увы, не находилось. В буквальном смысле ничего не было, на что она думала положить свою руку. Ни-че-го! И это обстоятельство сперва раздражало, а после уже и разозлило Вадима Михайловича.

Он зашел в кабинет хозяина, где тот сидел в кресле возле своего «выпотрошенного» огромного, старинного письменного стола и с грустью смотрел на валяющиеся на полу некоторые необязательные деловые бумаги, письма, отчеты, по которым, не обращая на них внимания, топали тяжелыми пыльными ботинками сотрудники уголовного розыска, осуществляющие обыск в доме.

— Надо бы поговорить, — вполне мирным и даже доброжелательным голосом начал Лыков, придвигая себе кресло и садясь напротив Юркина.

Тот безразлично пожал плечами. Потом сказал:

— Не понимаю, какой смысл был обрывать телефонные провода в доме? Но что сделано, то сделано, отдайте мне хотя бы мой мобильник. Мне необходимо позвонить адвокату. Без его присутствия я вам ничего отвечать не стану.

Теперь Лыков так же равнодушно пожал плечами.

— Такая возможность вам будет предоставлена. Позже. Тем более что вы еще нами не арестованы. Хотя постановление — вот оно, — он снова показал Юркину «ордер», полученный от Феди. — Слушайте, Анатолий Сергеевич, я знаю, что вы умный человек…

— Приятно слышать, — небрежно бросил Юркин.

— Вам станет еще приятнее, если вы захотите прислушаться к моим словам. В вашей машине обнаружены наркотики. Причем найдены они и изъяты с соблюдением всех следственных, процессуальных норм. Отрицать это глупо. Я уж не говорю об оружии. Но это — бог с ним. Предположим, что ваш бодигард согласится взять вину на себя, в чем лично я сомневаюсь. Скажет, что незарегистрированный пистолет принадлежит ему, хотя на стволе отпечатки именно ваших пальцев. Может, кто-то ему и поверит. Даже наверняка поверят, когда хорошо попросим. Повторяю, ладно, мы, пожалуй, и на это будем готовы закрыть глаза. Если сумеем с вами договориться.

— Я так и думал, — спокойно ответил Юркин. — Не получится. Не договоримся.

— Но вы же не знаете о чем! Вопрос-то, в сущности, совсем мелкий! Вы включаете в список учредителей нашего человека…

— Не трудитесь, я ответил.

— Да, жаль, — скучным голосом констатировал Лыков. — А я думал, вы умнее. Я полагал, что в любом деле всегда лучше сохранить за собой часть, нежели лишиться всего разом. Но если вы так хотите… Сейчас сюда привезут собачку, специально натасканную на поиски наркотиков. И уж она, смею вас уверить, ошибки не совершит. После чего вы отправитесь на нары. И обвинение против вас будет выставлено совершенно конкретное, можете не сомневаться. И срок могу обозначить заранее — от пяти до десяти лет строгого режима. А уж мы, в свою очередь, постараемся вас «нагрузить» по максимуму.