Прошло несколько месяцев после приключения, которое привело их к замку Крейкселль, но жизнь Арнау едва ли изменилась за это время. В ожидании, когда ему исполнится десять лет — возраст, который позволит стать подмастерьем в мастерской его дяди Грау, — он продолжал колесить по привлекательной и всегда полной неожиданностей Барселоне. Арнау носил воду бастайшам и больше всего времени проводил в церкви Святой Марии у Моря. Мальчик видел, как она растет, и молился Святой Деве, рассказывая ей о своих невзгодах и радуясь улыбке, которая, как ему казалось, иногда появлялась на губах статуи.

Вскоре, когда главный алтарь романской церкви был снесен, Святую Деву перенесли в маленькую часовню Святейшего, расположенную в крытой галерее. Там, за новым большим алтарем Святой Марии, между двумя контрфорсами, ее поставили за высокую железную решетку. Часовня Святейшего не пользовалась бы никакой привилегией, если бы бастайшам не поручили заботиться о ней, защищать ее и следить за тем, чтобы там всегда горели свечи. Эту часовню, самую главную в храме, призванную хранить тело Христово, приход отдал скромным портовым грузчикам. Множество благородных и богатых торговцев готовы были оплатить строительство и делать пожертвования на тридцать три остальные часовни, которые по плану должны были построить в церкви Святой Марии у Моря между контрфорсами крытой галереи или боковых нефов, сказал им отец Альберт. Но часовня Святейшего принадлежит бастайшам, и молодой водонос мог всегда беспрепятственно попасть к своей Святой Деве.

Однажды утром Бернат наводил порядок, перетряхивая свое скудное имущество, спрятанное под соломенным тюфяком. Здесь лежала сумка, в которой он хранил деньги, собранные перед его поспешным бегством из дому вот уже почти девять лет тому назад, а также то немногое, что платил ему зять. Эти деньги понадобятся, когда Арнау начнет осваивать профессию, и помогут сыну стать на ноги. Неожиданно в комнату рабов вошел Хауме. Бернат с удивлением посмотрел на первого помощника. Хауме нечасто заходил сюда.

— Что?..

— Твоя сестра умерла, — скупо обронил Хауме.

У Берната подкосились ноги, и он присел на тюфяк с сумкой в руках.

— Как?.. Что произошло? — пробормотал он.

— Хозяин не знает. Утром ее тело было уже холодным.

Бернат выронил сумку и закрыл руками лицо. Когда он отнял их и поднял глаза, Хауме уже не было. С комком в горле Бернат вспомнил девочку, работавшую в поле вместе с ним и отцом, девушку, поющую без остановки, когда она ухаживала за животными. Иногда Бернат видел, как отец делал перерыв в работе и, закрыв глаза, чтобы отвлечься на несколько мгновений, наслаждался этим голосом, веселым и беззаботным. И вот…

Арнау остался безучастным, когда во время еды узнал эту новость из уст отца.

— Ты слышишь меня, сынок? — спросил его Бернат.

Арнау кивнул головой. Прошел уже год, как мальчик не видел Гиамону, исключая те давние случаи, когда он залазил на дерево, чтобы посмотреть, как она выводила на прогулку его двоюродных братьев и сестру. Он сидел, затаившись в густой листве, и подглядывал за ними, глотая слезы, а они смеялись и бегали. И никто его не пожалел. Арнау хотел сказать отцу, что ему все равно, что Гиамона его не любила, но грусть, светившаяся в глазах отца, остановила его.

— Отец, — тихо произнес Арнау, подходя к нему, — не плачь. — Он уткнулся лицом ему в грудь, и Бернат, прижав мальчика к себе, крепко обнял его.

Они ели в полном молчании, сидя рядом с рабами и подмастерьями, когда раздался первый вопль. Этот душераздирающий крик, казалось, рвал воздух. Все повернулись в сторону дома.

— Плакальщицы, — пояснил один из подмастерьев. — Моя мать — плакальщица. Может быть, это она. Она лучше всех плачет, в городе ей нет равных, — с гордостью добавил он.

Арнау посмотрел на отца. В этот момент прозвучал другой вопль, и Бернат увидел, как сжался его сын.

— Нам еще долго придется слушать их, — предупредил он Арнау. — Мне сказали, что Грау нанял много плакальщиц.

Так и было. В течение всего вечера и ночи, пока люди приходили в дом семьи Пуйг, чтобы выразить соболезнование, несколько женщин оплакивали смерть Гиамоны. Ни Бернат, ни его сын не могли уснуть из-за постоянного жалобного воя.

— Об этом знает вся Барселона, — сообщил Жоанет Арнау, когда они увиделись утром, оказавшись среди людей, которые толпились у дверей дома Грау. Арнау втянул плечи. — Все пришли на похороны, — добавил Жоанет, заметив невольное движение друга.

— Почему?

— Потому что Грау богатый и всякий, кто придет в этот траурный день, получит какую-нибудь вещь. — Жоанет показал Арнау длинную черную рубашку. — Как вот эту, — добавил он, улыбаясь.

В начале дня, когда все пришедшие облачились в черное, похоронная процессия отправилась в сторону Назаретской церкви, где находилась часовня Святого Ипполита, под чьей крышей собиралась гильдия гончаров. Плакальщицы шли возле гроба; они не только плакали, завывали, но и рвали на себе волосы.

Часовня была заполнена влиятельными людьми: старшины различных гильдий, городские советники и большая часть членов Совета Ста. Сейчас, когда Гиамона умерла, никто и не вспомнил об Эстаньолах, но Бернат, взяв с собой сына, смог-таки приблизиться к месту, где находилось тело покойной, где простая траурная одежда, подаренная Грау, смешалась с шелками и бисд, дорогой материей из черного льна.

Однако ему даже не дали попрощаться с сестрой.

Пока священники вели похоронную службу, Арнау удалось рассмотреть покрасневшие от слез лица своих двоюродных братьев и сестры: Жозеп и Женйс держались, Маргарида стояла прямо, но у нее все время дрожала нижняя губа. Они потеряли мать, как и он сам. «Знают ли они о Святой Деве?» — подумал Арнау.

Потом он перевел взгляд на своего дядю, который стоял неподвижно, погрузившись в свое горе. Мальчик был уверен, что Грау Пуйг не рассказывал своим сыновьям о Святой Деве. Богатые не такие, как все, ему не раз об этом говорили. Возможно, они по-другому встречают новую мать.

Конечно же, по-другому. Богатый вдовец в Барселоне — человек, на которого имеют виды. Еще не закончился траур, как на Грау посыпались брачные предложения и он не успевал вести переговоры.

Наконец избранницей на место новой матери детей Гиамоны стала Изабель, молодая женщина не очень привлекательной внешности, но из знатной семьи. Грау взвесил добродетели всех претенденток и отдал предпочтение той единственной, которая могла похвастаться принадлежностью к аристократическому роду. Ее приданое — титул без привилегий, отсутствие земель и богатства — позволяло ему войти в высшее общество. Владельца гончарной мастерской не прельщало роскошное приданое, которое ему предлагали купцы, желавшие приобщиться к богатству Грау. В свою очередь могущественные знатные семейства не были заинтересованы во вдовствующем состоянии простого гончара, каким бы богатым он ни был. И только отец Изабель, будучи без средств, увидел в этой ситуации возможность заключения удобного союза для обеих сторон и не ошибся.