Экспертами-политологами и СМИ в мировом сообществе приводились различные, зачастую противоречивые факты, чтобы обосновать свои выводы о реальном векторе иранской внешней политики в тот или иной временной отрезок. В частности, в апреле 2006 года, когда стала обостряться критика «атомного проекта Тегерана», приводились следующие аргументы: а) ядерные технологии Ирана будут служить интересам мира и сотрудничества с другими странами. Об этом заявил журналистам в Дамаске бывший президент ИРИ Али Акбар Хашеми-Рафсанджани; б) иранские власти и представители иранской элиты активно изымают свои многомиллиардные вклады из ряда западных банков и размещают их в банках Азии и, естественно, Швейцарии, территория которой под санкции, как правило, не подпадает. Многие иностранные эксперты оценили происходившее как один из предварительных этапов подготовки Тегерана к возможному военному нападению со стороны Соединенных Штатов и их союзников, и на тот случай, если попытка урегулирования ситуации вокруг ядерной программы Ирана не даст результатов.{107}

Подобная картина, с некоторой вариативностью о характеристиках действий как Тегерана, так и его оппонентов, наблюдалась и в последовавшие годы. Однако главная политическая линия Тегерана была четко обозначена и, несмотря на различные тактические действия иранской дипломатии, по существу осталась неизменной.

Хотя западные державы в целом были весьма настойчивыми в том, что касалось необходимости международной инспекции атомных объектов Ирана, руководство ИРИ шло на уступки только тактического характера. После долгого давления извне в течение 2006 года иранские власти допустили приезд в страну делегации инспекторов с целью ознакомления с работой объектов, связанных с ядерной технологией{108}. Однако на всех международных встречах иранские ответственные лица неизменно отказывали требованиям иностранных держав прекратить работы по обогащению урана. Как сказал президент ИРИ М. Ахмадинежад, «если мы сейчас пойдем на попятную, нам никогда не дадут возможности сделать и шагу, чтобы иметь национальную атомную промышленность»{109}. В данной связи, руководитель по переговорам с иностранными державами по ядерной проблематике, председатель Национального совета безопасности ИРИ Али Лариджани на Международной конференции по стратегической безопасности в мире, проходившей в Мюнхене в феврале 2007 года, заявил, что «несмотря на любого рода давления, включая и резолюции СБ ООН и угрозы внешней агрессии против Ирана, ИР И никогда не откажется от своей программы по созданию своей атомной промышленности в национальных интересах мирного использования урана»{110}. Поэтому на совещаниях экспертов МАГАТЭ и министров иностранных дел ведущих держав — США, России, Англии, Франции, Германии и Китая — в Берлине и Лондоне в феврале 2007 г., а 24 марта на заседании в СБ ООН были приняты резолюции о начале действия режима международных экономических санкций против ИРИ: на первых порах для Ирана — запрет на получение иностранных кредитов, закупку вооружений, а через 60 дней (если Тегеран не уступит) — ужесточение санкций{111}. Причем европейцы, а также РФ и КНР стояли за продолжение диалога с Тегераном и за ограничение санкций, недопущения военных вариантов в отношении Ирана. Вашингтон же настаивал на применении весьма жестких мер к ИРИ. Американское давление на западные правительства усилило антииранские требования и со стороны НАТО, в том числе — Франции, Германии, Англии, Италии. Пекин и Москва продолжали выступать в качестве международного смягчающего фактора и предлагали политический диалог с Тегераном.

Что касается Ирана, то незыблемость его внешнеполитического курса была обусловлена устойчивостью внутриполитических позиций центральной власти. Президент М. Ахмадинежад потерял поддержку в части политической и бизнес-элиты в провинциях, что явно проявилось в результатах прошедших осенью 2006 года выборов в муниципальные советы и в Собрание экспертов (орган, контролирующий и избирающий верховного лидера Исламской Республики Иран). Тем не менее зарубежные политики и политологи не сомневались, что Тегеран не пойдет на большие уступки западному давлению{112}. После принятия резолюции СБ ООН от 24 марта 2007 года № 1747 по атомной проблематике ИРИ руководство этой страны в лице президента и министра иностранных дел недвусмысленно отвергли претензии мировых держав. Они утверждали: «Нынешний курс — это стратегическое направление дальнейшего движения Ирана». Что касается указанной и других резолюций СБ ООН, то президент Махмуд Ахмадинежад заявил, что «Иран не признает эти решения, так как они пытаются сохранить колониальную монополию Запада на ядерную технологию. ИРИ, со своей стороны, продолжит создание полного цикла национальной атомной промышленности»{113}. Его позицию всецело поддерживал духовный руководитель ИРИ аятолла Али Хаменеи{114}.

Иранское руководство, хотя и весьма жестко, но довольно своевременно воспользовалось тупиковым положением США в Ираке и нараставшими противоречиями в высших эшелонах власти этой супердержавы (между демократической и республиканской партиями). Его целью было, чтобы Иран без крупных трагических осложнений вошел в число обладателей ядерной технологии, и чтобы укрепил свои позиции в регионе БСВ в качестве мощной политической и военной силы, а также обладателей крупных запасов углеводородов.

Что касается последней области, то, как известно, в кругу крупнейших потребителей углеводородов на международном рынке в последнем десятилетии заметное место занимает Китайская Народная Республика. По темпам развития и роста потребления сырьевых товаров эта крупная держава не уступала США. По официальным данным, подтвержденные запасы углеводородов в этой стране были примерно в 10 раз меньше, чем в России, и в 6 раз меньше, чем в Иране. Поэтому одной из стратегических задач Китая, который стал претендовать на статус второй сверхдержавы мира, являлось обеспечение бесперебойного импорта этих ресурсов. Иран же, в свою очередь, располагал весьма богатыми разведанными запасами нефти, которые составляли 8-9% общемировых запасов, а по запасам природного газа — 15,1%: то есть по ресурсам нефти Иран занимал третье место в мире после Саудовской Аравии и Российской Федерации, а по природному газу — второе после России. При этом себестоимость добычи углеводородов была почти такой же, как в Саудовской Аравии, но ниже в 4 раза, чем в России. Таким образом, объективно сотрудничество Китая и Ирана приобрело долговременный характер и охватило не только экономическую, но в определенной степени и политическую сферы.

С 2005 года КНР стала ведущим покупателем иранской нефти. Таким образом, налаженное ирано-китайское сотрудничество свело на нет ущерб от санкций США. С китайской стороны финансовые и экономические поступления в Иран охватывали многие области. В частности, в 2004 г. между ИРИ и КНР была заключена крупнейшая инвестиционная сделка (в отношении месторождения Ядаваран) на общую сумму около 70 млрд. долл. Кроме сотрудничества в разработке и закупках иранских полезных ископаемых, Китай содействовал развитию военной промышленности Ирана, поставляя ему ракетные технологии.{115}