— Должен сообщить еще одно важное наблюдение насчет русских, сэр!

— Что еще? Русские не хотят уезжать? Попросили политического убежища в массовом порядке? Не тяните, Оливер! Пока вы будете докладывать, война закончится!

— Дело в том, сэр, что наш меморандум безнадежно опоздал. Русские в большом количестве покинули Брюссель. И не только сотрудники постпредства, но также туристы и даже те, кто жил на ПМЖ. Общее количество уехавших и улетевших перевалило за 15 тысяч!

— Ничего не понимаю! Вы сказали-русские бегут из Брюсселя? А в остальных городах?

— Везде обстановка спокойная, сэр. Везде, кроме Брюсселя! Но этому есть объяснения и причины понятны.

— Что вам понятно, Оливер? — возмутился Голденблюм. — 2 недели назад именно вы, Оливер, в этом самом кабинете твердили мне как мантру, что Альянсу нечего делать в Берлине, и Германия сама способна решить свои проблемы! Что вы тогда сказали, Оливер? Помните свои слова? А я запомнил. Вы сказали: надо выждать, посмотреть на дальнейшее развитие событий! И что, Оливер, посмотрели? Русские вставили Бундесверу самый крупный болт, какой смогли найти! Альянс лишился сильнейшего после США партнера! По вашей милости мы тут просидели сложа руки на куче оружия величиной с Эверест! В это время варвары топили в дерьме высоко цивилизованных тевтонцев! Мы потеряли часть нашей культуры, Оливер!

Эванс оторопел. До этого момента он и не предполагал, что шеф способен так орать. Его поразил фразеологический оборот с болтом, совершенно нетипичный для выпускника старейшего в Англии Оксфордского университета. До этого он был уверен в неспособности шефа неприлично выражаться.

Голденблюм так же неожиданно как начал орать, успокоился. Устало потер глаза.

— Теперь то вы понимаете, Оливер, почему русские бегут именно из Брюсселя?

Эванс сделался бледным как «Роза ветров» на стене.

— Следующий удар русские нанесут здесь! В Брюсселе!

— Именно! — со значением произнес Голденблюм. — Трубите общий сбор, Оливер. Включая вояк из штаба в Монсе. Готовьте приказ о приведении системы ПВО в состоянии повышенной готовности.

— Уже сделано. Как только русские высадились в Германии, мы приняли все превентивные меры.

— Отлично, хоть что-то. Я уверен, варвары не будут выдумывать ничего нового. Куча самолетов, парашютисты. У нас есть чем их встретить. Здесь им не Германия! А затем прямым ходом на Петербург! Вы когда-нибудь гуляли по парку царя Петра, Оливер? Я мечтаю о том моменте, когда наши танкисты будут набирать воду из его фонтанов!

Мечты прервал модуль громкой связи:

— Сэр, к вам главный военный представитель России Александр Башлыков! Прикажите принять, сэр?

— Это провокация, сэр! — воскликнул Эванс. — Вы не должны с ним разговаривать! Особенно сейчас!

— Вы же утверждали, Оливер, что русских в Брюсселе нет! — железным тоном произнес Голденблюм.

— Так и есть, сэр! Я от своих слов не отказываюсь! Это провокация русских! Я читал о подобных вещах. Они эвакуируют войска, но оставляют одного генерала. Противник не видит угрозы, безбоязненно подходит, а генерал дергает за шнур и подрывает все вокруг! Это же фанатики, сэр! К ним нельзя относиться как к цивилизованным людям!

— Как он может все подорвать? Внизу пост охраны с металлоискателями. Там у несчастных русских отнимают даже ручки! Нет, я должен его выслушать! Тем более, я никогда не видел фанатиков. И вот еще, когда генерал войдет, незаметно вызовите в приемную морпехов из охраны. Высокопоставленный заложник не будет лишним, я так думаю!

И Голденблюм приказал пропустить главного военного представителя России.

* * *

Члену Совета Безопасности России генералу армии Александру Башлыкову исполнилось 63 года, но выглядел он от силы на 40. Ни единого седого волоска, грубо вырубленное лицо, глаза цвета стали. Голденблюм тщетно пытался прочитать на лице противника следы смятения. Оно не было под него приспособлено.

Генерал был не в парадной форме, а полевой. На голове бейсболка миллитари, примятая особым образом. По ней словно кувалдой проехались, а генерал не заметил.

Голденблюм с ходу решил дать понять, кто здесь хозяин.

— Сэр, то что творит ваше правительство, ужасно! — начал он пафосную речь. — Вы попираете все правила цивилизованного ведения войны. Высокие нормы морали не позволяют нам ответить тем же. Мы разрешаем вашим гражданам беспрепятственно покинуть Брюссель.

Постпред никоим образом не отреагировал на высокопарную речь. Казалось, он к ней не прислушивался, а выжидал, когда собеседник закончит болтать.

— Командование вооруженных сил России уполномочило меня передать вам следующее предложение! — произнес постпред по-английски. — Вы должны немедленно свернуть программы посещения штаб-квартиры, включая серию брифингов и дискуссий. Журналисты и гражданские специалисты, а это порядка тысячи человек должны быть эвакуированы. На все про все вам дается 1 час!

— Это что ультиматум? — вскипел Голденблюм. — Смею напомнить вам, что вы совсем не в том положении, чтобы диктовать свои условия!

— Это не условия, это реальность! Через час начнется зачистка здания. В тактических шлемах спецназа имеется система распознавания мирных и военных целей, но она срабатывает не так быстро, как реакция солдат. Если вы немедленно отдадите сигнал об эвакуации гражданских, вы спасете много невинных жизней!

— Вы с ума сошли, генерал! — взвизгнул Голденблюм. — Как смеете вы диктовать условия генеральному секретарю НАТО в его кабинете? Какая зачистка? Что за спецназ? Да я вас сейчас прикажу посадить в клетку!

Эванс демонстративно позвонил по мобильнику.

— Морпехи уже в приемной? Отлично! — и с издевательской улыбкой обратился к постпреду. — Можете идти. Вас уже ждут. Рискните повторить «морским котикам» про вашу зачистку!

Генерал поиграл желваками и произнес:

— Я с покойниками не разговариваю.

— Это переходит все границы! Вы хам! — сказал Голденблюм. — Я прикажу вас расстрелять!

Постпред задумчиво оглядел кабинет, остановив взгляд на «розе ветров», и признался:

— Мне этот знак никогда не нравился. В звезде должно быть пять лучей!

Открыл дверь и вышел.

Эванс снова позвонил:

— Вы взяли русского медведя? Что?!

Быстрым шагом дойдя до двери, нервно ее распахнул. В приемной было тесно от отделения морпехов в полной боевой выкладке, капрал повторил уже услышанное по телефону:

— Из кабинета никто не выходил! Дверь не открывалась!

Эванс слабо вякнул «окей», закрыл дверь и обратился к Голденблюму:

— Вы тоже его видели, шеф? Или глюки только у меня одного?

Тот задумался.

— Вот что, Оливер. Про то, что здесь увидели, не должна знать ни одна живая душа. И вот еще что. Спуститесь вниз и лично распорядитесь, чтобы подготовили мой бронированный автомобиль и взвод охраны.

Недоумевая, Эванс вышел в приемную, где был атакован журналистами ведущих изданий. Все хотели знать последние новости. Эванс направил их в пресс-центр, пообещав скорую пресс-конференцию. Писаки устремились гурьбой. Как бараны на убой, подумал Эванс. В этот